Дмитрий Сергеев - Прерванная игра
Окна задернуты плотными шторами из синтетики. Они пропускают рассеянный свет искусственного солнца. Раньше, чем я подумал, что нужно сделать, чтобы раскрылась штора, мальчишка, сидящий во мне, подошел к окну и нажал кнопку. Занавесь чуть колыхнулась. Я еще и еще давил на кнопку-никаких результатов. Попытался распахнуть штору руками - тоже ничего не добился. Почему-то я был убежден: это не случайное заедание в механизме.
Все выжидающе посмотрели на меня и, по-видимому, безотчетно встревожились. Я оставил окна в покое: не следует давать повод к беспокойству остальным.
Изо всех сил напрягал память: видел ли я тогда хоть что-нибудь за окнами?
Во весь свой последний маршрут по жилым и служебным отсекам мальчишка ни разу не подходил к окнам, не любопытствовал заглянуть в них: ничего интересного за ними для него не было. И все же я убежден: шторы тогда не были задернуты.
Вспомнил! Мальчишка действительно не заглядывал в окна, но они попадали ему в боковое зрение. Шпалеры фруктовых деревьев, за ними разлинованные поля - скучный однообразный пейзаж, залитый неестественным синеватым светом. Равнина полого вздымалась, ее край не обрезался горизонтом, а заволакивался туманной пеленою.
Все-таки тревога была не моей. Мальчишку мучили угрызения совести, как будто он совершил такое, чего не следовало делать. За те немногие часы его жизни, известные мне в подробностях, он не сделал ничего, в чем бы нужно было раскаиваться. Значит, он совершил опасный поступок уже после того,, как проволочный колпак, записывающий вcе его ощущения и мысли, был отключен. А это было и вовсе нелепо: я не мог знать, что присходило с ним в последующие часы.
Тут была какая-то загадка.
Я машинально избрал тот же путь, который мальчишка проделывал дважды. Поражаюсь, как я не заблудился: сотни просторных коридоров и глухих, полуосвещенных штреков, соединяющих пятилучевые ячеи типовых кварталовблоков, ничем не отличимы друг от друга. Можно пройти по одному месту десять раз и не запомнить дороги. Если бы мне понадобилось объяснить кому-нибудь, как идти, я не смог бы указать ни одной приметы.
Главное хранилище - образцово спланированный город с улицами, проулками и километровыми проспектами. Между стеллажами свободно могли бы разминуться встречные грузовики. Застоявшаяся тишина и безупречная чистота омертвляли этот храм человеческих знаний. Похоже - все здесь в надежной сохранности. Пыли не было даже в самых глухих закоулках. Порядок и чистоту в хранилище соблюдали не роботы, а специальные машины - самоуправляемые пылесосы и мойщики. Влажность и температура поддерживались автоматически,
Несметность знаний, заключенных в книжные переплеты (древнейший отдел), и большей частью в стандартные коробки с набором катушек ферролент, внушала невольный страх: смогу ли я разобраться в этой безмерности, разыщу ли сведения, нужные мне?
Эва все время держалась поблизости. Ее лицо выражало настороженное внимание ко всему, что попадалось нам, хотя ничего примечательного не было - все типовое, стандартное, как и на Земтере. Была единственная особенность: пол, стены, вещи, предметы здесь в отличие от земтерских грубо осязаемы и тверды.
Мы проделали уже не малый путь. Не знакомые с длинными переходами, земтеряне расквасились, едва брели.
У всех были апатичные, утомленные лица. Попав в хранилище, Итгол с Игарой оживились - я уловил это по их лицам. Проспекты и улицы из стеллажей привлекли их внимание. Хоть я по-прежнему выделял их среди остальных, недавней своей зависимости и какой-то подчиненности по отношению к Итголу не испытывал.
- Мы почти пришли, - подбодрил я остальных.
Прежде всего мне хотелось увидеть собственными глазами каминный зал, хотя остановиться мы могли где угодно: все жилые отсеки пустовали.
В зале Виктора все было не таким, как в остальных помещениях, где властвовал машинный стандарт. Виктор пытался избежать шаблона. Обстановка его зала и мебель были ручной работы. Особенно хороша была чугунная решетка, ограждающая камин.
На беглый взгляд здесь ничего не изменилось. Даже краски на репродукции, вделанной в нише над камином, не потускнели. Клюка, щипцы и совок - будто только и ждали, чтобы кто-нибудь растопил камин.
Убранство этого зала даже и в мое время показалось бы старомодным. Наверное, в чудачестве Виктора выразился протест против безликости, которая к его времени приобрела космический масштаб.
Сейчас, при незатопленном камине, просторный зал выглядел холодным и чопорным. Тяжеленные кресла, симметрично расставленные у стен, напоминали музейные экспонаты.
Вот теперь мне стало ясно, почему я больше всего стосковался на Земтере - по живому теплу, по трескучему пламени сгорающих дров.
Сквозь тройной оградительный барьер, где меня дотошно ощупали незримые контрольные лучи, я вышел во внутренний коридор.
Странно, почему я знаю про этот выход? Мальчишка не был здесь. Вообще я почему-то знаю гораздо больше того, что вместилось в четырехчасовую запись мальчишкиной жизни. Раздумывать об этом не было времени. После заодно уже займусь и этой загадкой.
Из ближней нити вывалился шестиногай уродина-паукправда, с одинаковым основанием можно было сказать "шестирукий": все шесть складных ходулин служили ему одновременно руками и ногами. Круглый глазок янтарно вспыхнул у него на лбу.
- Слушаю.
От этого сухого и внятного голоса меня непроизвольно передернуло. Чувство гадливости, которые он вызывал мерзкою формой, усилилось. За те немногие часы, что я пробыл в образе мальчишки, я не имел дела с роботами видел только их искореженные тела в цирке.
Я завороженно смотрел на его бесстрастную цилиндрическую физиономию. Эта чертова бестия тридцать лет истуканом просидела в своей нише, а теперь как ни в чем не бывало:
- Слушаю.
Я подавил отвращение.
- Принесите вязанку дров, мяса на двенадцать порций шашлыка и кувшин вина.
- Через пять минут, - пообещал робот и уковылял по коридору.
Пять минут давно истекли, а робот не появлялся. Длинный пустой коридор с несколькими нишами, в которых затаились пауки, действовал угнетающе. Тишина подавляла и настораживала, может быть, тем и настораживала, что вовсе не была такой абсолютной, какой должна быть. Почудился смутный заглушенный звук-так вскрикивают от внезапного испуга или боли.
Показался робот. Двумя клешнями он толкал перед собой тележку на роликах. Тонкий писк струился из-под нее: видимо, смазка была не безупречной. На нижней полке сложены поленья, наверху - посуда и продукты. Всего я сразу не охватил взглядом, но что-то показалось мне странным.
- Кто кричал только что? - спросил я.
