Роберт Шекли - «Если», 1999 № 09
— Вспомнил! Последний раз я видел Поля Леблана перед тем, как покинуть Курру, чтобы отправиться в деревню одноруких.
— Где вы его видели?
— Я не слишком хорошо знаю город, чтобы сказать точно. Это было в квартире на верхнем этаже, из окна которой видна городская стена.
— Какая стена? Южная, северная, западная, восточная?
Форзон задумался.
— Право, не знаю, — наконец сказал он. — Боюсь, для меня местность за городскими стенами выглядит одинаково в любом направлении.
— Вы сможете узнать это здание?
— Сомневаюсь. Я пришел туда ночью, а покинул дом в закрытом фургоне. К тому же это было довольно давно.
— Где Сев Роумер?
— Не имею ни малейшего представления.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Тогда же, когда и Леблана. Хотя… Постойте!
Гаек хищно подобрался.
— Я видел его издалека, когда уходил из Курры. Я шел по улице, ведущей к воротам, а он как раз переходил перекресток.
Министру понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с разочарованием.
— И куда же он направлялся?
Откуда мне знать?
— В деревне одноруких вас навестила женщина. Кто она?
— Я знал ее под именем Энн Кори.
— Значит ли это, что у нее есть другое имя?
— Да, как и у любого нашего агента.
— Где сейчас Энн Кори?
— Я не знаю.
— Сколько агентов в вашей команде?
— Я никогда не видел всех сразу.
— Вы главный управитель… как это… ах да, генеральный координатор своих людей. И вы не знаете, сколько человек на вас работает?
— А вам известны обязанности генерального координатора?
— К сожалению, неизвестны.
— Мне тоже.
Гаек попался в ловушку: он ничуть не удивился, а следовательно, Раштадт рассказал ему абсолютно все о старшем инспекторе ДКИ Джефе Форзоне.
— Чем вы занимались в деревне одноруких?
— Как это чем? Скрывался от стражи, пока мои люди искали возможность надежно пристроить меня в другом месте.
— С какой целью Энн Кори нанесла вам визит?
— Уведомить меня, что придется еще немного подождать.
— Расскажите мне о ваших людях.
Форзон охотно описал тех немногих агентов, с которыми встречался лично, и дал детальный отчет о том, что эти люди делали во время их встречи. Так или иначе, Раштадт уже снабдил короля информацией о Команде Б, а все полевые агенты давно успели изменить занятие и внешность.
Наконец Гаек подал знак гвардейцам. Форзона отвязали от стула, и он неторопливо поднялся на ноги.
— Ваши ответы неудовлетворительны, — сухо заметил Гаек. — Среди верных слуг короля немало таких, кому нетрудно заставить арестованного открыть всю правду. Не сомневаюсь, что вам придется с ними встретиться.
Форзон, пожав плечами, впервые внимательно огляделся. По правой стене проходил длинный ряд скоб со вставленными в них незажженными факелами. Дневной свет попадал в приемный зал через узкие прорези в левой стене, заменявшие окна; сквозь них он мельком увидел несколько городских домов и часть дворцовой площади. Внезапно он заметил над помостом, под самым потолком, круглое окно, за которым просматривалась массивная фигура в широком золотом одеянии. На секунду они встретились глазами, и Форзон бестрепетно вернул взгляд королю. Гвардейцы церемонно раскланялись и поспешно повлекли его к выходу.
Агент и командир гарнизона все еще томились под дверью.
— Какая жалость, — ласково сказал Форзон, одарив их сочувственной улыбкой. — Вам следовало потребовать награду до того, как меня допросили.
После очередного головоломного блуждания по лабиринту коридоров пленника наконец привели к другой двери. Форзон ожидал увидеть традиционную темницу, однако ему предоставили большую, роскошно обставленную комнату, куда более подобающую почетному гостю, чем простому арестанту. И-тем не менее это была тюрьма. Тяжелая дверь захлопнулась с лязгом, снаружи задвинули засов, и Фор-зон остался один.
Первым делом он обследовал оконные прорези и убедился, что ни один взрослый человек не имеет ни малейшего шанса протиснуться в такую щель, сколько ни сиди на диете. Тогда он обратил внимание на зигзагообразный вырез в дверях — и встретил внимательный взгляд часового. Скорее всего, невесело подумал Форзон, где-нибудь рядом околачивается целый взвод гвардейцев.
— Кажется, меня окружили заботой и вниманием, — сказал он вслух. Настроение его стремительно падало. Даже если Команда Б обнаружит, где содержится генеральный координатор планеты, крайне сомнительно, что ей удастся что-нибудь предпринять.
Сквозь узкие прорези далеко внизу был виден замкнутый внутренний двор. Когда стемнело, Форзон какое-то время наблюдал за стражниками, совершающими обходы по периметру: каждый нес в руке горящий факел, и эти факелы встречались и расходились согласно сложному пространственно-временному алгоритму, который ему не удалось разгадать.
Устав следить за эволюциями стражи, он растянулся на мягком ложе и принялся размышлять о короле Ровве. Команда Б нарисовала ему портрет человека жестокого, безнравственного, хитрого и ловкого, потакающего собственным капризам, однако имеющего дар инстинктивно удерживаться на грани, за которой его подданные могли бы взбунтоваться. Форзон уже убедился, что короля никак нельзя назвать ничтожеством, властвующим по праву рождения. Король уже стар, и если не обладал природной мудростью, то приобрел ее за долгие годы жизни. И вот теперь, на склоне лет, этот человек видит, как его маленькая, старательно упорядоченная вселенная вдруг летит кувырком…
Разумеется, король ужасно взволнован и разгневан. Так было бы с каждым на его месте. Вполне понятно, что он усиливает репрессии. Но природная жестокость?.. Форзон усомнился в этом. За время своих странствий он пришел к выводу, что куррианцы в массе своей глубоко миролюбивый народ. А король Ровва, как ни крути, тоже куррианец! Конечно, он дурной продукт дурной системы, использующий неограниченные наследственные права куррианских владык. Но значит ли это, что королю Ровве чуждо милосердие?
Прежде чем поднять народ Курра на его законного короля, следует обратить против Роввы его собственную совесть, подумал он, уже впадая в дремоту. Однако заснуть не удалось: обитатель соседней комнаты разразился тяжкими стонами.
Форзон подошел к оконным прорезям и попытался привлечь внимание соседа громким шепотом и постукиванием по стене. Напрасно. Он вернулся в постель, чувствуя себя вконец разбитым, и вскоре уснул, невзирая на жалобный плач за стеной.
