Владимир Михановский - Случайные помехи
Беспокойство становилось все сильнее. Куда он попал, если только все это не галлюцинации? Попытался двинуть рукой, ногой – ничего не получилось. «Гулливер у лилипутов…». Перевел взгляд подальше – и поразился. Теплое, ласковое подводное царство через несколько десятков метров резко обрывалось, отгороженное от остального мира прозрачной вертикальной стеной. А еще дальше, рядом с пультом, стояла женщина и не отрываясь глядела на него. На глаза наплывала пелена, он усилием воли отгонял ее. Боже мой, Женевьева! Женевьева Лагранж! Он хотел крикнуть, позвать ее, но и эта попытка ничего не дала.
Женщина стояла, напрягшись, как струна, глаза ее блестели. Что происходит? Она не узнает его?
Женевьева почти не изменилась, хотя семь лет прошло. Такая же стройная, легкая. Разве что глубже прорезались морщинки в уголках губ. Да еще глаза глубже запали. Те глаза, которые некогда нравились ему, хотя он сам не смел себе в этом признаться. А потом появилась удивительная Зойка, и любовь к ней захлестнула все на свете. Но где Зойка? Его взгляд тщетно ищет ее рядом с Женевьевой.
Ход мыслей Сергея прервал сторонний сигнал, вспыхнувший в мозгу.
– Кто вы? – возник безмолвный вопрос, исходивший от Женевьевы. Ему почудилось даже, что он различает ее голос, глубокий, грудной, с легкой хрипотцой. А может, этот голос выплыл из глубины услужливой памяти?
Неожиданно женщина, прикусив губу, отвернулась от него и посмотрела на экран, по которому побежали какие-то письмена – он не мог их издали различить.
Вихрь мыслей промчался в его голове: она не узнает его?! Он так обезображен? Или все происходящее – дурной сон, видение воспаленного мозга? Собравшись, он мысленно ответил, стараясь держаться спокойно:
– Я – Сергей Торопец, капитан фотолета «Анастасия».
Он так и не понял, как отреагировала женщина: то ли удовлетворенно кивнула, то ли едва заметно отрицательно покачала головой.
Разговор, последовавший затем, был и вовсе странным.
– Неужели земляне и ты, Женевьева, забыли меня? – спросил он с горечью.
Гнев, недоумение, боль, обида разом вспыхнули в его душе. Почему Женевьева разглядывает его, словно заморское чудище? Быть может, переход через нуль-пространство так неузнаваемо преобразил его?
Напоследок Женевьева спросила его о происхождении послеоперационного шрама, но ответить он не успел: жаркая волна захлестнула сознание. На глаза наползла дымка, предметы начали терять очертания. Окрестный мир покачнулся, и свет в глазах померк. Омут снова сомкнулся над головой капитана Сергея Торопца. Последнее, что врезалось в память, – это тревожное и прекрасное лицо женщины, земной женщины, олицетворяющей собой, быть может, все человечество.
Когда Зоя Алексеевна вышла от Женевьевы на улицу, снежная целина была уже кое-где порушена одиночными следами малочисленных прохожих. Следы выглядели четкими, словно очерченными углем. Лиловые утренние тени тянулись через всю улицу. Идти было зябко. Неподалеку какой-то прохожий вызвал аэробус, она решила воспользоваться случаем и заторопилась к летающей машине: захотелось вернуться домой, пока Андрей еще не проснулся. Вошла в салон, набрала на выносном пульте координаты дома-иглы и поискала глазами свободное место. Несмотря на ранний час, салон был почти полон. Все же свободное местечко отыскалось. Впереди, склонившись друг к другу, разговаривали две молоденькие девушки. Уловив обрывок разговора, Зоя Алексеевна начала прислушиваться. На них была форма сотрудниц Пятачка.
– Я слышала – ему получше, – произнесла первая.
– Говорят, скоро в сознание придет.
– Я мечтаю об этом моменте, когда все прояснится. А еще хочу повидаться с ним, когда он сможет говорить.
– Женевьева не разрешит.
– Жаль.
– Ничуть. Это разумная и справедливая мера – изоляция опасного пришельца.
Кровь бросилась Зое Алексеевне в голову: она поняла, о ком идет речь.
– Не верю я в эти разговоры о пришельце, – тряхнула головой вторая девушка. – Со звезд вернулся капитан Торопец, и никто другой!
Зоя едва сдержалась, чтобы не расцеловать ее.
– Извини меня, но такая наивность граничит с преступлением, – слегка повысила голос первая. – Гость в контейнере – это пистолет со взведенным курком, поднесенный к виску человечества.
– Чепуха. В контейнере у Лагранж – подлинный капитан Торопец, только пострадавший во время прыжка из-за случайных помех, – стояла на своем вторая.
– А шрам?
Дальнейший разговор Зоя не слушала. Показался дом-игла, аппарат резко пошел на снижение, и она начала пробираться к выходу.
Подходя к подъезду, машинально глянула вверх. Дом напоминал вертикальную глыбу, уходящую ввысь, за облака. Часть окон светилась, другие еще не зажглись. Одно из них – самое дорогое, за которым спит Андрюшка. Отыскать окно было непросто, словно одну соту в огромном медовом улье.
Когда-то Сергей шутил, что в домах-иглах для доставки жильцов на этажи будут применять переброску через нуль-пространство. Когда он улетал, таких домов еще не строили, они были только в проекте.
Когда, толкнув дверь, она на цыпочках вошла в квартиру, Андрей уже не спал.
– Мам, ты у отца была? – бросился он к ней.
– Нет, сынок, – покачала головой Зоя Алексеевна. – не смогла к нему пробиться.
Глаза Андрея погасли.
– Мне сказали, ему лучше, – произнесла она, без сил опускаясь на стул. – Говорили даже, он скоро в сознание должен прийти…
12
Нет ни дома, ни писем,
Ни любви, ни мечты,
И стою, независим,
У последней черты.
По просьбе Макгрегора Женевьева перед заседанием заехала на Пятачок, чтобы узнать мнение физиков комплекса о том, как действовать дальше.
Рассказ Лагранж о том, что пришелец ночью приходил в сознание, произвел на физиков совсем не то действие, на которое она надеялась. Среди ученых завязались бурные дебаты. Большинство склонялось к мысли, что человек после таких травм не смог бы выжить, тем более – прийти в сознание. А это значит…
Еще более бурным оказался совет по проведению Эксперимента.
– Мы имеет две версии, – подытожил Алонд Макгрегор, – должны сегодня сделать выбор. Первая – на Землю возвратился капитан Торопец. Вторая: мы имеем дело с его двойником. Напомню: в первую версию не укладывается шрам, обнаруженный на теле пришельца. Коллективное мнение физиков Пятачка – пришельца следует аннигилировать ввиду опасности для нашей цивилизации. Прошу высказываться членов совета.
Алонд говорил короткими, рублеными фразами, лицо его было мрачным. Обращаясь в зал, он терзал свою бороду. Все, кто должен был, слетелись в центр – совещание было очным: слишком серьезный вопрос решался на нем.
