Томас Диш - Концлагерь
(Его монолог).
Давайте, Саккетти, не стесняйтесь, поморализируйте на публику.
Такая сдержанность совершенно не в вашем стиле. Растолкуйте нам неразумным, почему хорошо быть хорошим. Путем парадокса приведите нас к добродетели — или в рай. Не хотите? Улыбка — это не ответ. Не верю! Улыбки, парадоксы, добродетель, тем паче рай — не верю К черту оно все. А вот в черта верю. Черт, преисподняя — это, по крайней мере, убедительно. Ад — та самая знаменитая кровавая дыра в центре всего сущего. Нет, приятель, как ты глаза ни отводи, оно всегда на виду. Иначе говоря: ад — это второе начало термодинамики. Вечное ледяное равновесие, причина всех напастей. Вселенская анархия — все сходит на нет, и некуда податься. Но ад — это нечто большее. Ад можно устроить рукотворный. Вот чем он в конечном итоге так притягателен.
Саккетти, вы думаете, это я так, дурака валяю. Кривитесь, но не отвечаете. Правильно, сами знаете, что лучше и не пытаться, так ведь?
Потому что, перестань вы хоть на секунду лицемерить, тут же оказались бы на моей стороне. Вы тянете и тянете, но она неизбежна — грядущая победа Луи II.
Да-да, ваш дневник я читал. Кое-что пролистывал буквально час назад. С чего бы вдруг иначе я стал так разоряться? Кстати, кое-что там не мешало бы дать прочесть и Чите — пусть попробует хоть немного исправиться. Сомневаюсь, чтобы лицом к лицу вы источали такое же презрение. Оказывается, мальчик мой, как раз таких прокаженных, как ты, святым вроде Луи следует учиться целовать в губы.
Какая метафора! Папаша Фрейд порадовался бы.
Но все мы люди, все мы человеки, правда? Даже Бог — человек, как выяснили к вящей своей досаде наши теологи. Саккетти, расскажите-ка нам про Бога — того самого, в которого вы, как уверяете, больше не верите. Расскажите нам о ценностях и чем они так необходимы. У нас обоих — и у Читы, и у меня — с жизненными ценностями явная напряженка. Как по-моему, так они вроде архитектурных канонов или экономических закономерностей: настолько произвольны… Вот какие у меня проблемы, что касается ценностей. Произвольны — или, что еще хуже, замкнуты на себя самое. В смысле, я тоже люблю поесть, но это ведь никоим образом не значит, что надо возводить ореховое масло в непреходящий, вечный пантеон. Смейтесь, смейтесь, Саккетти, — я же вас знаю: не ореховое масло, так что-нибудь другое вызовет у вас слюноотделение. Pate fbie gras, tnute braisee, truffles.[32] Ценности вы предпочитаете французские, но в кишки-то все равно единый химус валит.
Снизойдите до беседы, Саккетти. Продемонстрируйте мне какие-нибудь непреходящие ценности. Неужели с трона вашего сгинувшего Бога облупилась вся позолота? Как насчет власти? Знания? Любви?
Уж кто-нибудь из старой доброй троицы, наверно, достоин защиты?
Признаюсь, для нас, моралистов, власть — вещь довольно проблематичная, какая-то слишком грубая. Как Господь в Своем более отеческом аспекте или как бомба, власть имеет тенденцию не больно-то миндальничать. Власть необходимо уполномочить — и, собственно, поставить в рамки — другими ценностями. Как то?.. Луи, почему вы все молчите?
Знание — как насчет знания? Ага, вижу, знание вы тоже предпочли бы пропустить. Как-то это яблоко оскомину немного набивает, правда?
Итак, сводится все к любви — к потребности быть ореховым маслом для кого-то другого. Как страстно жаждет эго вырваться из тесного застенка и ровным слоем размазаться по всему окружающему!
Прошу заметить, это я предельно общо. Говоря о любви, всегда разумней избегать конкретики; конкретика в данном случае тоже имеет тенденцию замыкаться на себя самое. Например, любовь к матери — если это не парадигма человеческой любви, то что? — но стоит о ней подумать, и тут же непременно чувствуешь, как губы смыкаются вокруг соска. Еще есть любовь к своей жене, но и тут как-то не отделаться от павловской клеветы насчет «вознаграждения».
Хотя вознаграждение теперь — даже не ореховое масло. Есть, конечно, и другие виды любви, так сказать, подиффузней — но даже в случае самом возвышенном, самом альтруистичном все равно корни уходят в нашу слишком уж человеческую натуру. Взять хоть экстаз Св. Терезы в монастырской келье, когда к ней нисходил Небесный жених. Эх, если бы не папаша Фрейд, как проще всем жилось бы! Ну скажите хоть что-нибудь в защиту любви, Саккетти Пока не слишком поздно.
Ценности! Вот они, ваши ценности! Все до единой — существуют только для того, чтобы мы, не дай Бог, не оступились, чтобы шестеренки зацеплялись как положено — пищевод, карусель дней и ночей, замкнутый круг от курицы к яйцу, от яйца к курице, от курицы к яйцу. Вот как на духу — неужели вам никогда не хочется вырваться из круга?
56.(Продолжение монолога).
Очень удачно, что Бог наконец умер. Такой ханжа был! А некоторые ученые мужи еще недоумевали — как это Мильтон сочувствует не Господу, а Лукавому. Что ж в этом удивительного! Даже евангелисты чаще заимствовали пламень из адской бездны, чем с небес; по крайней мере, внимание уделяли куда более пристальное. Просто это гораздо интересней — если не сказать существенней. Ад ближе к известным фактам.
Давайте-ка будем даже еще честнее. Ад не просто предпочтительней рая это единственное внятное представление о загробной жизни (цели, достойной того, чтоб ее добиваться), на которое хватило человеческого воображения. Египтяне, греки, римляне заложили краеугольный камень нашей цивилизации, населили ее своими богами и сконструировали, в своей хтонической мудрости, рай у нас под ногами. Кучка евреев-еретиков эту цивилизацию унаследовала, заменила богов на демонов и назвала рай адом. Нет — они, конечно, пытались сделать вид, будто где-то на чердаке есть новый рай, — но выходило крайне неубедительно. Теперь, когда мы обнаружили на чердак лестницу, когда можем шастать в этой необитаемой и бесконечной пустоте куда только в голову взбредет, карта нового «рая» бита. Сомневаюсь, чтобы Ватикан дожил до конца века, — хотя никогда не следует недооценивать власти невежества. Да ради Бога — не ватиканского невежества, не ватиканского! Они-то всю дорогу знали, что карты крапленые.
Ладно, с раем хватит, и с Богом тоже. Ничего этого нет. Теперь мы жаждем услышать про ад и чертей. Не о власти, знании и любви — но о бессилии, невежестве и ненависти, трех ликах Сатаны. Вас удивляет мой пыл? Вы думаете, я ненароком раскрываю свои карты? Ничего подобного. Все ценности неощутимо переплавляются в собственную противоположность. Это должен знать любой честный гегельянец. Война — это мир, в незнании сила, а свобода — это рабство. Добавим еще, что любовь — это ненависть, как неопровержимо показал Фрейд. Что касается знания, то главный скандал нашего века в том, что философию обглодали до костей, до чистой гносеологии; точнее даже, до костного мозга, до чистейшей агнойологии. Луи, неужели я нашел слово, которого вы не знаете? Агнойология — это философия невежества, философия для философов.
