Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
Лицо мужчины было болезненно-серым. Воспаленные глаза налиты кровью. Их взгляд гипнотизировал, лишал воли.
— Нам нужно уходить, — услышал Пратт охрипший голос мужчины. Знакомый голос. Голос из диктофона. Все тело онемело.
Перед глазами поплыли черные снежинки, падавшие с несуществующего неба. Все больше и больше, почти снегопад.
— Эй, ты сможешь идти? — спросил мужчина, тронув Пратта за плечо. Пратт кивнул, но поспешил сбросить со своего плеча его руку. — Чего тогда стоим? — прохрипел мужчина. — Пошли отсюда.
Пратт вышел в ярко освещенный коридор. Дверь напротив была открыта и вела куда-то в темноту.
— Идем! Идем! — поторопил мужчина. — У нас мало времени!
Они преодолели темный коридор, выбираясь из клиники черным ходом. Машина Пратта по-прежнему была на стоянке.
— Сядешь назад, — сказал мужчина, забрал у него ключи и сел за руль.
* * *Многоэтажный дом на окраине города был незнаком Пратту. Лифт, квартира — все было чужим, хоть мужчина, который привез его сюда, и сказал, что Пратт сам снял эту квартиру. Когда они оказались внутри, незнакомец запер дверь и, прижавшись к стене, устало сполз по ней на пол. Силы покидали его. Пратт наблюдал за ним пару минут, затем решился спросить, кто он. Мужчина бросил на него усталый взгляд и, с трудом поднявшись, перебрался на диван в гостиной.
— Кто ты? — снова спросил Пратт.
Мужчина разлепил ссохшиеся губы и судорожно провел по ним языком.
— Кажется, я умираю, — сказал он, глядя Пратту в глаза. — Я хочу… — он заставил себя подняться, достал из стола папки с бумагами. — Я хочу, чтобы ты взял это и продолжил мою работу.
— Какую работу?
— Поймешь, когда прочитаешь. Нужно торопиться. В той клинике везде камеры. Скоро они посмотрят запись и поймут, где ты. Они придут сюда и заберут мои исследования. Они отнимут у нас все. Они…
— Кто ты такой, черт возьми? — перебил его Пратт.
— А ты разве не видишь? Я — это ты. Вернее, ты — это я. — Он снова повалился на диван, закрыл воспаленные глаза. — Мы материализовали тебя. Создали из пустоты. Сначала пытались проделать это с крысами, но крысы оказались бесполезны. Животные не могут представить материальный мир людей таким, каким его видим мы. Нам, людям, не нужно видеть, чтобы ориентироваться в пространстве. Наш общий мозг видит нас информационно, но не видит образно, так как здесь мозг образного представления переходит в мозг информации через тело пространственного явления, то есть включается в процесс мозг пространства, переключая полностью сознание на подсознание. Человека можно погрузить в гипноз и внушить ему что-то несуществующее, и он будет видеть это несуществующее, оно станет для него реальным, и если в этот момент суметь усилить это состояние, то начнется процесс материализации и то, что реально для этого человека, может стать реальным и для нас. Нужно лишь найти подходящего человека, который сам погружается в подобное состояние, не используя гипноз. Вы считаете их больными, но это избранные, единицы! Тот, кто родился сомнамбулой, не только видит то несуществующее, что ему можно внушить, но и способен при своем состоянии материализовать это, если в нужный момент суметь сублимировать его информационное видение. Пока мы не нашли подходящий экземпляр, Адрия пыталась хирургическим способом вывести человека на состояние сомнамбулы. Но все это потерпело крах. Потом появилась она — молодая девушка, обратившаяся к нам за помощью. Мы положили ее якобы на обследование и начали эксперименты. Мы заставляли ее материализовывать предметы. Она справлялась с простым и заходила в тупик при материализации сложных механизмов, устройство которых не знала в деталях. Никто не верил, что ей удастся создать человека, но… Человеческое тело в деталях знает, как оно устроено, поэтому оказалось, что ему легче всего материализовать самого себя или подобных себе. Так я стал добровольцем и на свет появился ты. Мы ликовали. Мы наблюдали за тобой, позволив тебе жить моей жизнью, проверяя тебя. Возможность материализации оказалась не только чудом, она подтвердила, что Вселенная нейтральна и зародилась из пустоты, из ничего. Но мы не учли, что каждое действие всегда должно иметь противодействие. И если в этом мире появился ты, то должен исчезнуть я. — На губах оригинального Пратта появилась горькая улыбка. — Когда Адрия поняла, как далеко мы зашли, то она захотела закрыть проект, уничтожить исследования. Но… я не позволю ей сделать это. Мы не позволим. — Он открыл глаза, встречаясь взглядом со своей копией. — Поэтому ты здесь. Я знаю, твоя память сформирована не полностью, но как только меня не станет, информационный поток закончит материализацию и ты получишь недостающие знания, которые хранятся во мне.
— А если я откажусь? — спросил Пратт-копия.
— Как это откажешься? — вздрогнул Пратт-оригинал. — Ты не можешь. Не имеешь права. Ты часть меня. Я создал тебя. Ты обязан… — его прервал звонок в дверь. — Это Адрия! — прошептал он, заставляя себя подняться. — Они нашли нас! Спрячься! Они не должны видеть тебя!
Пратт-копия не двинулся с места. Кто-то ударил в дверь. Один раз, второй. Замки жалобно скрипнули и сдались.
— Я отвлеку их! — сказал Пратт-оригинал своей копии.
Он схватил со стола нож для вскрытия конвертов и вышел из комнаты. Послышались крики, шум борьбы. Затем борьба переместилась из квартиры на лестничную площадку. Загрохотали шаги — кто-то бежал по лестнице вверх. Пратт-копия выглянул из комнаты. Он был в квартире один. Все казалось ему каким-то нереальным, замедленным, смазанным, словно кто-то выплеснул на картину гениального художника флакон растворителя и теперь краски медленно растекались по холсту.
Пратт-копия вышел на лестничную площадку, вызвал лифт и спустился вниз. На улице было тихо и как-то неестественно свежо.
— Ты не взял записи этого безумца? — услышал Пратт-копия голос Адрии.
Она стояла в центре двора, спрятав руки в карманах, и наблюдала за ним.
— Нет. Не взял, — сказал Пратт-копия.
— Почему? — спросила она. Он пожал плечами.
Где-то высоко в небе раздался крик. Пратт-копия и Адрия запрокинули головы. Пратт-оригинал, сорвавшись с крыши небоскреба, камнем летел вниз. Достигнув земли, его тело лопнуло, словно наполненный кровью мешок, забрызгав газон и стены дома.
— Ну? — спросила Пратта-копию Адрия. Вернее, уже не копию — оригинала, единственного. — Что-нибудь чувствуешь? Его знания? Его стремления?
— Нет, — соврал он.
— Совсем ничего?
— Совсем. — Пратт опустил голову и пошел прочь.
