Джеймс Фелан - Карантин
Они стреляли. Стреляли, пока, наконец, не попали. В спину.
Я распластался на снегу у подножия лестницы, лицом вниз. Кое–как приподнялся на локтях: удар о промерзший, покрытый коркой льда асфальт оказался очень сильным. Перед глазами все плыло. Из окон главного здания зоопарка на меня смотрели часовые.
– Не стреляйте! Не стреляйте! – заорал я.
Я хотел встать, но не смог. А если коробочки с вирусом разбились? Что будет? Хотя какая разница? Если это случилось, то ничего не изменить. Вперед! Держись! Друзья в беде, они ждут помощи!
В меня больше не стреляли, только взяли в кольцо лучами фонарей. Я выкрутился из рюкзака и поднял вверх голову.
– Я вернулся! Я Джесс! Здесь образцы. Помогите! Рейчел!
Лучи не шелохнулись.
– Помогите!
Над лестницей раздался топот ног. В здании перекрикивались. Снова открыли огонь.
Оглушительным ливнем пули посыпались на тех, кто стоял наверху, на Пятой авеню, на тех, кто только что стрелял мне в спину.
С шумом распахнулась дверь арсенала, и на улицу выскочила Рейчел, а следом за ней майор, друг Пола: пятна света быстро метнулись к ним. Они бежали на помощь.
– Джесс! Джесс! – кричала Рейчел.
Я рассказал им, что случилось с Полом и Фелисити, назвал станцию, на которой их оставил, а майор тут же включил рацию и выслал туда медицинский вертолет.
Рейчел я протянул рюкзак.
– Здесь образцы, предай им.
– Сделаем это вместе. Пойдем, давай я помогу тебе подняться.
– Не могу, Рейч, я не могу пошевелиться.
Мы одновременно опустили глаза на снег: у меня под животом натекла лужа крови. Пуля попала в спину и прошла насквозь. Рейчел упала на колени рядом со мной.
– Боже мой, Джесс, держись, – прошептала она и, приподняв, положила мою голову к себе на колени. Она так и сидела, обхватив ее ладонями. – Все будет хорошо.
Нас окружили солдаты. Человек десять, не меньше. Один из них начал приподнимать на мне одежду, чтобы оценить тяжесть ранения.
– Там Калеб…Я закрыл его…в кладовке…в магазине, – в глазах темнело. Кое–как я объяснил Рейчел, где искать моего друга. – Проследи, пусть вылечат его…
Она кивнула.
Я чувствовал, как меня переложили на жесткие носилки. Ног не было.
– Джесс…
31
Говорит Дейв:
– Почему ты не уходишь?
Я говорю:
– Здесь есть все, что мне нужно.
– А что тебе нужно? – спрашивает Анна.
«Ты», – думаю я, но не решаюсь произнести. – «Мне нужна ты. И ты. И ты…»
– Но…
– У меня появились новые друзья. Рейчел. Фелисити. Пейдж. Я снова видел Калеба…
– Он просил тебя убить его.
– Я не смог.
– Но ты же смог бросить нас.
– Вы были мертвы.
Ненадолго наступает тишина.
– Быстро же ты нашел нам замену. Слишком легко.
Я отчаянно трясу головой.
Совсем не легко. А что я должен был сделать? Лечь и умереть рядом с ними? Ждать сложив лапки, не бороться, не пытаться выжить? Я говорю:
– Если бы я мог остаться с вами, я бы так и поступил.
Иду на попятный.
А вообще, почему нет… Я поднимаю руку, чтобы по–дружески похлопать Дейва по плечу, но…
– Но ты не остался, а теперь живешь вместо меня.
– Разве? – спрашиваю я. – А мне обязательно жить вместо тебя?
– А то ты сам не знаешь? – вопросом на вопрос отвечает он.
– Не слушай его, – говорит Мини. Как же хочется обнять ее за эти слова и не отпускать, мою маленькую Мини, мою лучшую подружку на веки вечные и даже дольше.
– Делай, что должен. Живи своей жизнью, – говорит она.
Дейв с Анной молчат. И я молчу: меня мучит чувство вины, невыносимое, постоянное чувство вины. А может, зря я так переживаю: ведь стоит только уступить, остаться с ними, а почему нет?
Мы с Анной стоим друг перед другом, Дейв с Мини куда–то ушли. Она смотрит на меня именно так, как мне нравится. Во взгляде даже заметна покорность. Ей шестнадцать, как мне, и всегда будет шестнадцать: ее мысленный образ никогда не сотрется, не поблекнет, потому что я не допущу этого. Я всегда буду помнить её: чисто британский акцент, смуглую индусскую кожу, черные блестящие волосы, глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и губы – яркие губы, навсегда обжегшие мои.
– Отпусти меня, – говорит она.
– Я отпустил. Ты сама вернулась.
– Ты вернул меня.
– Как?
– Откуда мне знать?
Стоя на крыше Рокфеллеровского небоскреба, на высоте почти семидесяти этажей над землей, мы целовались. Это было больше двух недель назад. А меньше чем через две минуты я могу умереть. А вдруг я уже умер? Кто знает?
Анна спрашивает:
– Зачем тебе это?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Знаю.
– Пусть будет по–другому.
– То есть?
– Пусть будет по–другому.
– Как?
– Не умирай.
– Я смогу?
Анна молчит.
– Прости, что не верю тебе, – говорю я.
– Ладно. Забыли. Сделай это.
– Что?
– Оставайся таким.
– Каким?
– Откуда мне знать. Ты же меня бросил, помнишь?
– Разве?
Я думал об этом. В конце концов, может, это она бросила меня?
Мы снова на перекрестке возле Бродвея. Сейчас я побегу. Последний взгляд на друзей. Анна смотрит мне прямо в глаза – она всегда так смотрит? У нее за спиной знакомый магазин. Место нашего расставания.
– Ты стал себе на уме, – говорит Анна.
– Я вспоминаю.
– Тогда ясно.
– Да.
– Пусть будет по–другому.
– Не выйдет.
– Пусть будет по–другому.
– По–другому?
– А почему нет? Это же твоя память.
Почему нет? Да потому, что я это я. Если изменить воспоминания, что у меня останется? Зачем жить, если можно сделать вид, что ничего не было?
А разве мы не так живем? Разве не делаем вид, будто ничего не было?
– Память моя. Но я не хочу, чтобы стало по–другому. Ведь тогда меня не будет здесь.
– Где? Где тебя не будет?
Я смотрю по сторонам.
– Здесь, – отвечаю я. – В зоопарке Центрального парка.
Я сплю. Может, я умру через минуту, но во сне мне этого никак не узнать. В комнате еще есть люди. Они спят под одеялами. Они живут, они любят.
– Смотри, на их месте могли быть мы, – говорит Анна.
– Нет, – отвечаю я.
Я больше не вижу ее, только слышу. Я вижу себя, вижу три кровати, на которых спят люди. Такое уже было однажды, но совсем недолго. Я уверен, что видел эту картинку, как уверен в самом себе. Я там.
– Осторожнее, – говорит Анна.
– Больно.
– Всем больно. Просто потерпи.
– Зачем?
Мы едем в последнем вагоне поезда метро. Я вижу, как за нами несется огненный шар. Вот он: раскаленный, ослепляющий, черный. Я лежу на животе и ничего не могу понять. Закрываю глаза – так легче. Я знаю, что будет дальше, что я увижу, и больше не хочу это переживать. Не открывая глаз, жду. Он приближается. Живой огонь солнечного диска. Я больше не проснусь. Я иду к своим друзьям.
