Кир Булычев - Нужна свободная планета (сборник)
– Улавливаю, – ответил Ложкин и добавил: – В беседе со мной нет нужды прибегать к упрощениям.
– Хорошо. Мы, люди, активно вмешиваемся в этот процесс. Мы подглядели, как это делает природа, и продолжаем за нее скрещивание, отбор, создаем новые сорта пшеницы, продолжаем эволюцию собственными руками.
– Продолжаем, – согласился Ложкин. – Хочу на досуге вывести быстрорастущий забор.
– Молодец. Всегда у вас свежая идея. Так вот, после беседы с вами я задумался, а всегда ли правильно мы следуем за природой? Природа слепа. Она знает лишь один путь – вперед, независимо от того, хорош он или плох.
– Путь вперед всегда прогрессивен, – заметил Ложкин.
– Тонкое наблюдение. А если нарушить порядок? Если все перевернуть? Вы сказали: как бы увидеть недостающее звено? Отвечаю – распутать цепь наследственности. Прокрутить эволюцию наоборот. Углубляясь в историю, добраться до ее истоков.
– Нам и без этого дел хватает, – возразил Ложкин.
– А перспективы? – спросил профессор, наклонив голову и прищурившись.
– Это не перспективы, а ретроспективы, – сказал Ложкин.
– Великолепно! – воскликнул Минц. – Чем пользуется генетика? Скрещиванием и отбором. Нашу с вами новую науку мы назовем ретрогенетикой. Ретрогенетика будет пользоваться раскрещиванием, открещиванием и разбором. Генетика будет выводить новую породу овец, которой еще нет, а ретрогенетика – ту породу, которой уже нет. И ученым не надо будет копаться в земле. Заказал палеонтолог в лаборатории: выведите мне первого неандертальца, хочу поглядеть, как он выглядел. Ему отвечают: будет сделано.
– Слабое место, – заявил Ложкин.
– Слабое место? У меня?
– Ваш неандерталец жил миллион лет назад. Вы что же, собираетесь миллион лет ждать, пока его снова выведете?
– Слушайте, Ложкин. Если бы мы отдавались на милость природе, то сорта пшеницы, которые колосятся на колхозных полях, вывелись бы сами по себе через миллион лет. А может, и не вывелись бы, потому что природе они не нужны.
– Ну, не миллион лет, так тысячу, – не сдавался Ложкин. – Пока ваш неандерталец родится да еще своих предков народит…
– Нет, нет и еще раз нет, – сказал профессор. – Зачем же нам реализовывать все поколения? В каждой клетке закодирована ее история. Все будет, дорогой друг, на молекулярном уровне, как учит академик Энгельгардт.
– Ну ладно, выведете вы, что было раньше. А что дальше? Какая польза от этого народному хозяйству?
Ответ на свой вопрос Ложкин получил через три месяца, когда пожелтели липы в городском саду и дети вернулись из пионерских лагерей.
Лев Христофорович стоял у ворот и чего-то ждал, когда Ложкин, возвращаясь из магазина с кефиром, увидел его.
– Как успехи? – поинтересовался он. – Когда увидим живого неандертальца?
– Мы его не увидим, – отрезал профессор. Он осунулся за последние недели: видно, много было умственной работы. – Есть более важные проблемы.
– Какие же?
– Вы знакомы с Иваном Сидоровичем Хатой?
– Не приходилось, – сказал Ложкин.
– Достойный человек, заведующий фермой нашего пригородного хозяйства «Гуслярец». Зоотехник, смелый, рискованный. Большой души человек.
Тут в ворота въехал «газик», из которого выскочил шустрый очкастый человечек большой души.
– Поехали? – предложил он, поздоровавшись.
– С нами Ложкин, – сказал Минц. – Представитель общественности. Пора общественность знакомить.
– Не рано ли? – обеспокоился Хата. – Спугнут…
– Нам ли опасаться гласности? – спросил Минц.
После короткого путешествия «газик» достиг животноводческой фермы. Рядом с коровником стоял новый высокий сарай.
– Ну что же, заходите, только халат наденьте.
Хата выдал Ложкину и Минцу халаты и сам тоже облачился. Ложкин ощутил покалывание в желудке и приготовился увидеть что-нибудь необычное. Может, даже страшное. Но ничего страшного не увидел.
Под потолком горело несколько ярких ламп, освещая кучку мохнатых животных, жевавших сено в дальнем углу.
Ложкин присмотрелся. Животные были странными, таких ему раньше видеть не приходилось. Они были покрыты длинной рыжей шерстью, носы у них были длинные, ноги толстые, как столбы. При виде вошедших людей животные перестали жевать и уставились на них маленькими черными глазками. И вдруг захрюкали, заревели и со всех ног бросились навстречу Хате и Минцу, чуть не сшибли их, ластились, неуклюже прыгали, а профессор начал доставать из карманов халата куски сахара и угощать животных.
– Что за звери? – спросил Ложкин, отошедший к стенке, подальше от суматохи. – Почему не знаю?
– Не догадались? – удивился Хата. – Мамонтята. Каждому ясно.
– Мне не ясно, – сказал Ложкин, отступая перед мамонтенком, который тянул к нему недоразвитый хоботок, требуя угощения. – Где бивни, где хоботы? Почему мелкий размер?
– Все будет, – успокоил Ложкина Минц, оттаскивая мамонтенка за короткий хвостик, чтобы не приставал к гостю. – Все с возрастом отрастет. Ваше удивление мне понятно, потому что вам не приходилось еще сталкиваться с юными представителями этого славного рода.
– Я и со старыми не сталкивался, – возразил Ложкин. – И прожил, не жалуюсь. Откуда вы их откопали?
– Неужели не догадались? Они же выведены методом ретрогенетики – раскрещиванием и разбором. Из слона мы получили предка слонов и мамонтов, близкого к мастодонтам. Потом люди пошли обратно и вывели мамонта.
– Так быстро?
– На молекулярном уровне, Ложкин, на молекулярном уровне. Под электронным микроскопом. Методом раскрещивания, открещивания и разбора. И вы понимаете теперь, почему я отказался от соблазнительной идеи отыскать недостающее звено, а занялся мамонтами?
– Не понимаю, – сказал Ложкин.
– Вы, товарищ, видно, далеки от проблем животноводства, – вмешался Иван Хата. – Ни черта не понимаете, а критикуете. Нам мамонт совершенно необходим. Для нашей природной зоны.
– Жили без мамонта и прожили бы еще, – упорствовал Ложкин.
– Эх, товарищ Ложкин. – В голосе Хаты звучало сострадание. – Вы когда-нибудь думали, что мы имеем с мамонта?
– Не думал. Не было у меня мамонта.
– С мамонта мы имеем шерсть. С мамонта мы имеем питательное мясо, калорийное молоко и даже мамонтовую кость…
– Но главное, – воскликнул Минц, – бесстойловое содержание! Круглый год на открытом воздухе, ни тебе утепленных коровников, ни специальной пищи. А подумайте о труднодоступных районах Крайнего Севера: мамонт там – незаменимое транспортное средство для геологов и изыскателей.
Прошло еще три месяца.
Однажды к дому №16 по Пушкинской, где проживал Лев Христофорович, подъехала сизая «Волга», из которой вышел скромный на вид человек средних лет в дубленке. Он вынул изо рта трубку, поправил массивные очки, снисходительно оглядел непритязательный двор, и его взгляд остановился на Ксении Удаловой, которая развешивала белье:
