Владимир Аренев - Паломничество жонглера (фрагмент)
...доски, балки, клинья, дверные петли - и всему этому несколько сотен лет. Корабль дышал, стонал, кашлял, словно дряхлый, болезненный старец, который никак не может заснуть. Не может - и не дает заснуть другим!
Иссканр поднялся с узкой койки и принялся вышагивать по каморке, которую ему отвели. Когда Овард и Фэгрик увидели, в каких тесных помещениях им придется жить, они здорово осерчали на брата, но Миннебар объяснил, что только небольшие каюты и удается поддерживать в приличном состоянии. И хотя бы частично отваживать оттуда крыс (во что Иссканр не поверил - и, кажется, не зря).
В полумраке он заметил юркую тень, скользнувшую в дальний угол и замершую там в надежде остаться незамеченной. Потянулся за подсвечником, но тень догадалась, что ее ждет, и выскочила в коридор через щель под дверью. Иссканр усмехнулся, поставил подсвечник на стол и хотел было зажечь свечу, но передумал: что толку? На что здесь смотреть, в этом гробу с дверцей?!
К тому же ему внезапно потребовался нужник - не золотой Бердальфов, а вообще любой ближайший. Чтоб им утонуть, этим монахам! Кормят гостей невесть чем - Иссканру еще за ужином показалось, что с теми лепешками что-то неладно!
Он выскочил в коридор и поспешил налево, до поворота, а оттуда свернул направо - все, как рассказывал Миннебар, - а там - третья дверь по правой стороне... или вторая? Нет, третья.
Когда Иссканр возвращался в свою каморку, он пожалел, что не прихватил свечу. Вместо того, чтобы валяться на койке и слушать монотонное поскрипывание кинатитовых костей, выбрался бы наверх и подышал свежим воздухом. Впрочем, что мешает ему это сделать и без свечи? Фонари, пусть и тускло светящиеся, висят у каждого поворота, заблудиться он не заблудится. А Миннебар говорил, что поселяет их то ли на втором, то ли на третьем ярусе от палубы - словом, недалеко.
Иссканр направился по коридору туда, где он, помнится, видел ступеньки, называемые моряками забавным словом "трап". Там он их и обнаружил - и начал подниматься наверх, цепляясь за перила. Древесина под ногами прогибались, но не скрипела, к тому же перила казались достаточно прочными.
И вдруг в один момент все это - и перила, и ступеньки - проломилось и обрушилось вниз, вместе с Иссканром!..
* * *
В комнате, где оказался Гвоздь, барахла было столько и такого, что укради и продай - на год наймешь целый отряд гвардейцев, не хуже, чем К`Дунелевы. Ну, всю бы комнату Гвоздь, натурально, с собой не утащил, а вот махонького серебряного мальчика на каминной полке, с неприличным жестом повернутого к входящему, упер бы. Хотя бы из воспитательных целей.
Однако же не стал. Тем позвонком, что находится аккурат между лопатками и работает вместо пресловутых "глаз на затылке", почуял, что за ним следят. Да иначе-то и быть не могло, верно? - чтобы неизвестного (или, если угодно, печально известного) проходимца оставить одного в этакой дорогущей комнате?! Ага, держи карман шире и пальцы плотнее!
Гвоздь оглядел комнату повнимательнее. Сейчас он не приценивался, а искал потайные отверстия, через которые за ним могли бы наблюдать. Если он что-нибудь понимает в подобного рода устройствах, они должны располагаться чуть выше уровня головы человека среднего роста. Вот, например, идеально подходят для этой цели портреты. Кто это у нас здесь? Надписей, разумеется, нет - все, кому положено (и кому позволено сюда входить) и так знают, кто изображен. Он - суховатый старик с ястребиным носом и близко посаженными глазами, в доспехах, на согнутой левой руке держит знакомый Гвоздю шлем с кожистыми крыльями (нашлемника с харей нет). Она - моложе его лет этак на пятнадцать, а то и на все двадцать, очень и очень ничего выглядит, особенно в этом платье с широким декольте, с брошкой в виде ириса... может, дама и заинтересовалась бродячим жонглером, а-а? Старик-то, даже если был мужем (что скорее всего), теперь, судя по черной траурной ленточке, отчеркнувшей верхний правый угол картины, покинул юдоль земных страданий. Так что...
О, догадался Кайнор, может, его вызвали, чтобы гимн какой-нибудь погребальный написать! Старик-то, допустим, был с причудами и в завещании указал, мол, хочу, чтоб похоронили под гимн, сочиненный известным поэтом, Рыжим, понимаешь, Гвоздем! Почему нет? Вполне может быть!
И сразу становится понятно, отчего так торопился К`Дунель: покойный, поди, святым не был, тело его бренное подчиняется тем же законам разложения, что и прочая материя.
Догадки вдохновили Кайнора и воодушевили его. Он расправил плечи и шагнул к висевшему здесь же зеркалу, чтобы привести себя в порядок. С досадой провел рукой по небритой вот уже несколько дней щеке, пятерней пригладил волосы... проклятие, если бы бешеный капитан не гнал лошадей день и ночь, у Кайнора было бы время заняться своей внешностью! (Одновременно с приведением себя в порядок Гвоздь повернулся так, чтобы закрыть собой "Непристойного мальчика" и опустить-таки статуэтку во внутренний карман кафтана. Кажется, никто из потайных наблюдателей не должен заметить...)
Он вздрогнул, когда дверь на другом конце комнаты бесшумно приоткрылась. В зеркале он увидел отражение гостьи: молоденькая, лет этак двадцать - двадцать три, чернявая, одета прилично, наверное, одна из местных служанок, приближенных к хозяйке. Пришла, небось, чтобы подготовить "господина артиста" к приему у госпожи.
- Так вы и есть тот самый Кайнор Мьекрский?
Гвоздь улыбнулся ей одной из своих "улыбок-для-дам":
- А вы представляли меня другим?
Она потупилась:
- Признаться, да, немного другим. - Ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Служаночка переступила с ноги на ногу и попросила: - Вы не могли бы что-нибудь показать... - И тут же, зардевшись, добавила: - Я имею в виду, фокус какой-нибудь, или пожонглировать.
- Для вас, сударыня... - галантно поклонился Гвоздь. - Ну-ка, - он оглянулся в поисках подходящих для жонглирования инструментов и выбрал три висевших на стене блюда. Каждое было золотым, да вдобавок к тому еще и с искусно изображенными сценами битв по краям... точнее, на двух - битвы, а на третьем - любовные утехи. Судя по всему, привезены кем-то из представителей фамилии в качестве трофеев из очередного захребетного похода.
Служаночка вздрогнула, когда он снимал их со стены, но только покачала головой. А Кайнор подмигнул ей, мол, не трусь, потом обратно повесим, никто и не заметит, - и начал представление. Сперва просто пустил блюда в воздухе по кругу, в одном и в другом направлении, затем, когда более-менее привык к их весу и форме, принялся жонглировать блюдами у себя за спиной. Чернявая стояла, разинув рот. Неужели она не видела циркачей? В столице их на любом базаре должно быть пруд пруди!
