Венедикт Ли - Гроза над Миром
— Она уколола тебя той же иглой, которой ты ее подстрелила…
— Я не подозревала, что она так вынослива. Думала, ее сразу свалит с ног.
— Как это и случилось с тобой. Но, вот странная вещь: ребята, что выскочили за тобой следом, уверяют, что ты была одна. Уже невменяемая, лежала пластом.
— Что ты хочешь сказать? Я отпустила ее и изобразила из себя жертву?
— Плащ ее лежал на крыше. На самом краю. Она сбросила его, перед тем как перепрыгнуть на соседнюю. Или яд на нее не подействовал, или ты в нее не стреляла.
— Вага! Я никогда не лгала тебе!
— Не знаю.
— Она уже не способна была на такое. Шаталась, как пьяная. Больше я не помню. Но, уверяю, у меня не было и нет оснований ее жалеть. Я выстрелила в упор и ждала, что она упадет. Так было.
— Тогда, выходит, она вернулась тем же путем, как и забралась туда. Прошла невидимкой мимо ребят и… фью! Упорхнула. Может, еще и летать умеет?
— Ты смеешься, Вага. А мне страшно. И я не знаю, как убедить тебя…
— Забудь. Я верю тебе. Верю в то, что ты сама веришь в свой рассказ. Согласимся на том, что здесь мы чего-то не углядели. Прочти вслух. Я так легче воспринимаю…
Высокочтимому Вагариусу Картигу, хозяину Вагнока.
Обращается с почтительными приветствиями раба Ваша Наоми Вартан. Нуждаясь в Вашей мудрости, прошу осчастливить меня визитом в Верене, где «Громовержец» будет 12 числа Июля сего года. Жду. Буду рада. Наоми.
Эдакое бесхитростное коварство. Заключив негласный и неписаный договор с Ганой, и предложив свои услуги Магистрату, Наоми создала против первого адмирала гигантский союз — почти империю. Север — тоже ее. Арни роет там землю когтями послушный ее воле влюбленный идиот. Осталось немногое. Наоми, похоже, утратила вкус к сражениям и хочет закончить дело, по возможности, бескровно. Выманить Вагу из логова, захватить и, держа в качестве почетного пленника, заявить свои претензии на власть.
Уже сейчас она осторожно это сделала. В своем обращении называет его хозяином Вагнока — не больше. В приглашении звучит скрытая угроза — судьба Тира у всех на слуху. Покинув Норденк после печального фиаско Бренды, «Громовержец» последовательно посещает прибрежные города. На Севере — восторженные встречи, далее — сдержанное любопытство, но эффект нарастает исподволь. Новый владыка Острова являет свой лик подданным…
Мысли Бренды текли сходными путями, потому что она выпалила:
— Последний шанс! Верена. Хватит антимоний. Убить.
Он, видно, не удержал лица, потому что она резко добавила:
— В тебе говорит чувство, Вага! Сейчас это недопустимо, мы — на краю. Малейший толчок нас опрокинет.
Сердце сжала мягкая мохнатая лапа.
— Не вижу беды в ее показушных визитах… И… враждебности с ее стороны пока нет. «Громовержец» всегда держит сигнал «иду с миром».
— Брось! Эти ее гастроли дорого нам обойдутся.
За открытым окном стояла душная ночь середины долгого-долгого лета. Неумолчное пение цикад разбивалось мерным стуком настенных часов.
13. ЕЕ ГАСТРОЛИ
Переход до Верены прошел без осложнений. Наоми в своей каюте лениво откинулась на спинку дивана, положив ноги на стол. Забавы ради фокусировала взгляд на носке то правого сапожка, то левого.
Вошел Файд, улыбнулся:
— Самодовольство так и прет из вас, Наоми.
— Хороший отдых и только. Чтоб ноги не отекали. А то набегаешься здесь с вами. Присоединяйтесь.
Она показала место напротив себя. Оба были в хорошем настроении. Файд за последнее время вырос в уверенного в себе командира, и Наоми все чаще отмечала: он становится ей интересен.
— Я прошу вас не сходить на берег и не показываться больше на людях.
— Почему, Файд?
— Сами отлично знаете. Слишком опасно. Вы допустили ошибку, заранее оповестив Вагу. Ребячество с вашей стороны.
— Мы пришли в Верену на два дня раньше. Они еще не успели подготовиться, и мне ничего не грозит.
— Наоми…
— Довольно. Швартуйтесь, и я схожу.
Файд ушел. Наоми еще полчаса отдыхала, скользя мыслью по прошедшим дням.
Блистательный спектакль. Так она оценила сделанное со дня, как покинула в Норденке непритязательное жилище приютившей ее на ночь семьи. Усталая женщина, печально-серьезная девятилетняя девочка и мрачный, кряжистый мужчина, пришедший поздно, когда Наоми сидела на кухне, укутанная в одеяло и пила, стуча о край кружки зубами, горячий чай. Она тогда сказала:
— Я сейчас уйду… — вышло очень жалобно.
— Куда на ночь? — в его взгляде проснулось любопытство.
К жене:
— Постели ей в комнате мамы.
И к неожиданной гостье:
— Соседи вызвали патруль. Двоих, напавших на вас, поймали. Впредь не гуляйте вечерами.
Маленькая комнатка старой женщины, ее тяжелое во сне дыхание, Минна у верхнего переплета узкого окна… Безо всякого перехода — свет, бьющий в глаза. Утро.
Глоток чая натощак и Наоми быстро попрощалась, сказав обычные слова благодарности. У нее так и не спросили имя. Уходя, поймала упорный взгляд девочки.
— Ты не вернешься?
— Не знаю, малышка. У меня много дел. Живи счастливо.
— У бабушки опять болит голова.
Наоми вернулась, быстро прошла в комнату старухи. Та полуодетая, сидела на постели, страдальчески морща лицо. Приступ вызвали близкая перемена погоды и неспокойный, от присутствия в комнате посторонней, сон ночью.
Ладони Наоми, казалось, источали жар. Не касаясь головы женщины, она медленно провела ими сверху вниз. Затем еще раз. Губы ее шевелились, произнося тихие слова на неведомом никому здесь языке. Старуха глубоко вздохнула. Наоми обернулась.
— Я не в самой хорошей форме сегодня. Но полгода болей не будет, обещаю.
Уходила сестрой, другом, богиней. Никто не заметил, как она оставила на столе портмоне с восемью сотнями реалов.
На улице держалась настороже, как дикая кошка. Но ничто не внушало тревоги. Прямиком, не заходя в гостиницу, Наоми отправилась в порт и через час была на борту «Громовержца». Пережитое потрясение пошло на пользу. Замысел оформился и созрел.
Наоми то, Наоми се, и сколько она пожертвовала больнице, и как осчастливила своим появлением и, опять же, одарила школу, и что сказала, и как выглядела… Тьфу! Полдня бесцельного (с виду) блуждания по городу и Пини успела много наслушаться и узнать из случайных разговоров на улицах Верены. Когда-то город считался серьезным соперником Вагнока, но неудобная, слишком открытая штормам гавань окончательно решила вопрос не в его пользу. Среди коренных веренцев до сих пор бытовало презрительное и недоверчивое отношение к Вагноку.