Журнал «Если» - «Если», 2005 № 12
Хорошо еще, что во время нашего панического исхода я успел прихватить большую упаковку с витаминными концентратами. Маленьких разноцветных шариков должно хватить еще на три или четыре месяца, можно растянуть и на все шесть, если только ими не решит полакомиться юркий зверек с длинным хвостом, похожий на безволосую белку. Мясо у него съедобное, если сперва тушку немного подвялить, но юркую тварь поймать очень трудно. Зубастые бестии легко прогрызали своими большими резцами дыру в рюкзаке, с пластиковыми обертками расправлялись также быстро. Впрочем, зверьки оказались сообразительными, и как только мы стали разнообразить свой скудный рацион, их налеты стали редкими. Радости мало, если мы тут задержимся, все наши вещи, да и мы сами станем легкой добычей хищников покрупнее, хотя и с очень плохими зубами.
На той стороне залива расположен город Ул. При нем имеется что-то вроде резервного космопорта, но как туда добраться — я не знаю. Километров триста по морю. Не всякое рыболовное судно одолеет, да и никто из жителей нас близко не подпустит к своей лодке. А все же любой ценой надо бежать из дыры, в которую нас засунуло местное бюро по трудоустройству вынужденных мигрантов. Долгие десятилетия эта контора со вкусом проедала пусть небольшие, но для этих мест приличные средства. Должности, я подозреваю, передавались по наследству, судя по портретам чиновников на стенах, и когда им пришлось непосредственно заняться своим делом — досада была велика. Один из беженцев, Итус, не выдержал бесконечных анкет, опросов и собеседований, похожих на допросы, во время распределения сорвался и обозвал чиновников бюро сумасшедшими работорговцами, и будь его воля, он бы разогнал всю эту банду криворуких вымогателей и сам сделал всю работу за час. Это было неправильно. Чиновники даже виду не подали, что рассердились, но вся наша группа из девяти человек оказалась в Райской Рыбалке, да еще по такому контракту, что лучше бы уж на обязательные работы — так хоть с голоду не помрем, когда срок контракта истечет, то есть месяца через два. Никто не сомневается, что в тот же день нам не найдется дела даже на разделочных столах, склизких, заляпанных рыбьей кровью. Ни к мытью рыбацких сетей, ни даже к розливу ядовитого соуса нас не подпустят, потому что с этого дня мы теряем статус беженца и не пользуемся гостеприимством, будь оно проклято. С голоду, конечно, умереть тоже не дадут, напротив, любой, даже самый нищий обитатель деревеньки с большим удовольствием накормит нас. Но вот какая беда: по здешним законам или обычаям, имеющим силу законов, — если ты ел чужой хлеб, то кормилец становится твоим работодателем до той поры, пока не решит, что отработано все съеденное и выпитое. То есть практически навсегда. И попробуй ослушаться или сбежать, накажут так, что если выживешь, на всю жизнь научишься кротости и смирению. Хотя сервов хозяева не сильно мордовали, наверное, берегли рабочую силу, которую при случае могли выгодно продать или обменять. Родню наказывали не в пример суровее.
Глаз на наше имущество и женщин местные положили с первого дня проклятого гостеприимства, в которое мы вляпались по самые ноздри. Мне кажется, вся деревня считала дни, когда оно закончится. В городах, по слухам, при некоторой ловкости можно перетереться, но до ближайшего из них берегом никак не добраться, в первой же деревне повяжут. Сразу за скалами — пустыня, она тянется на сотни километров в глубь континента. Идти к оазисам, говорили рыбаки, верная гибель. Караванные тропы запутаны, многие ведут в никуда, везде песок и камни, камни и песок.
Палатки беженцев стоят на отшибе. Некогда блестящая термоткань превратилась в жалкие лохмотья, заплатка лепилась на заплатку, крепежные стержни изогнуты и местами словно изжеваны. Очевидно, до того, как они попали на склад бюро по трудоустройству, палатками пользовались долго, интенсивно, но не по назначению. Мы были благодарны и такой крыше над головой — некоторые из жителей Райской Рыбалки жили в землянках. На группу выделили три палатки. В самой большой слева от нас вчетвером ютились Волковы, а справа Керби, мой бывший служащий, и его младший брат, тихий, неразговорчивый Лепс. Спать в палатках еще можно было, а вот вещички приходилось сторожить по очереди, да и то не всегда уследишь за шустрым голозадым мальцом, норовящим утянуть, скажем, рюкзак с нехитрым скарбом или что еще под цепкие пальцы подвернется. И только попробуй отшлепать или даже прикрикнуть на вороватого карапуза — тут же сбегутся все деревенские бездельники! Начнут укоризненно качать головами, старухи обязательно попрекнут гостеприимством, а староста примется угрожающе покачивать символом власти — тяжелым посохом на каждый день. Был еще праздничный посох, который извлекался в особых случаях и, скорее, походил на топор с длинной ручкой, потому что две пластины, кажется, из очень твердой керамики, вбитые в древесину, превращали его в какую-то нелепую секиру.
Староста Маас доставал ее во время свар с обитателями Райской Рыбалки или разборок с родней, как мне казалось, покушавшейся на его власть. В остальное время он прятал секиру от редких гостей — торговцев соусом и чиновников, наведывавшихся сюда вместе с торговцами или по своим делам: например, проверять, чтобы разделочные ножи были не длиннее положеного. Я так понял, что это отголоски давних смут, память о которых осталась разве что в циркулярах местных бюрократов.
Сыновья Волковых наловчились неплохо чинить сети и конопатить лодки. Одну старую развалину, догнивающую на камнях, они чуть ли не из щепок заново собрали и спустили на воду. Староста забрал лодку себе, а в знак одобрения выдал им связку сушеной рыбы.
Если мы застрянем здесь, Волковых, по всей видимости, староста заберет себе. Может, оно к лучшему: старики еле волочат ноги, а сыновья и сами не пропадут, и за родителями присмотрят. Старший, Иван, легко справляется с деревенскими драчунами и пользуется назойливой благосклонностью девиц, вошедших в брачную пору. Тем более, что Волковы похожи на местных — такие же высокие, плечистые, только скулы сильнее выдаются. Ну а мне вязнуть здесь никак нельзя. Черные волосы Леоноры вызывали повышенный интерес у мужского населения, хотя природный цвет волос белобрысых рыбачек был заметен, только если они мыли головы, а это случалось нечасто. Хорошо, что повязки с голов редко снимают, во время пыльных ветров же приходилось заматывать тряпками почти все лицо.
Керби тоже не пропадет. Не удивлюсь, если к нашему возвращению на Айкон, а ведь когда-нибудь мы вернемся, обязательно вернемся, не правда ли… Да, Керби не придется начинать с самого начала, как многим из нас. Не так давно он был всего лишь техником в моей небольшой компании по оценке рудных месторождений. До того времени, как перейти ко мне на работу, у него была небольшая мастерская по наладке и ремонту бытовых приборов длительного пользования. Что-то в его делах не заладилось, в итоге он устроился у меня, о чем я не жалел — покладистый Керби быстро и аккуратно выполнял все задания, не создавал проблем и вообще был незаменим и незаметен одновременно. Так же незаметно, пока нас мотало с корабля на корабль, с мира на мир, он стал лидером группы беженцев. Наверное, последней группы, которая успела выбраться с объятого кровавым хаосом Айкона.
