Герберт Уэллс - Борьба миров (без указания переводчика)
я понимал, что я совершенно одинок. Свернув у перекрестка, я под прикрытием деревьев и кустов направился к широко раскинувшемуся Уимблдонскому лугу.
На темной почве выделялись желтые пятна дрока и вереска; красной травы не было нигде. Я пробирался осторожно по самой окраине открытого пространства. Взошло солнце и озарило все своим живительным светом. В луже под деревьями я наткнулся на выводок лягушек и остановился: глядя на них, я учился упорству в жизненной борьбе. И вдруг, проворно обернувшись, со странным ощущением, что за мною наблюдают исподтишка, я заметил какое-то движение в кустах. Постояв немного, я сделал шаг вперед, и мне навстречу поднялся человек с тесаком в руке. Я медленно приближался к нему. Он стоял молча, не двигаясь, и следил за мной.
Приблизившись, я разглядел, что одежда на нем такая же грязная, как и на мне. Казалось, его только что протащили по канализационной трубе.
Подойдя еще ближе, я увидел, что весь он выпачкан в тине, глине и саже. Черные волосы свисали ему на глаза, лицо было смуглое, грязное и осунувшееся, так что в первую минуту я совсем не узнал его. На подбородке у него виднелся красный шрам.
— Стой! — закричал он, когда я подошел к нему на расстояние десяти метров.
Я остановился. Голос у него был хриплый.
— Откуда вы идете? — опросил он.
Я молчал, наблюдая за ним.
— Я иду из Мортлека, — отвечал я наконец. — Меня засыпало около ямы, которую марсиане вырыли возле своего цилиндра. Я выбрался оттуда и убежал.
— Тут мало съестного, — сказал он. — Это моя земля, весь этот холм до реки, до Клейхема и до края луга.
Пищи тут найдется только на одного. Куда вы идете?
Я ответил не сразу.
— Не знаю, — сказал я. — Я просидел в развалинах разрушенного дома тринадцать или четырнадцать дней. Я не знаю, что случилось за это время.
Он поглядел на меня недоверчиво, но затем выражение егo лица вдруг изменилось.
— Я вовсе не желаю оставаться здесь, — сказал я, — я иду в Лезерхед, — там моя жена.
Он вытянул указательный палец.
— Это вы? — спросил он. — Человек из Уокинга? Так, значит, вас не убили под Уэйбриджем?
Я узнал его в ту же минуту.
— Вы артиллерист? Вы заходили в мой сад?
— Здорово! — сказал он. — Нам повезло обоим. Так это вы!
Он протянул мне руку и пожал ее.
— Я прополз по сточной трубе, — продолжал он. — Они не всех перебили. Когда они ушли, я полями пробрался к Уолтону. Но не прошло и шестнадцати дней, а ваши волосы поседели, — вдруг он тревожно оглянулся через плечо. — Это только грач, — сказал он. — Теперь замечаешь даже тень птицы. Здесь место открытое, заберемся в кусты и потолкуем.
— Видели вы марсиан? — спросил я. — С тех пор, как я выбрался.
— Они ушли в Лондон, — перебил он. — Я думаю, там их главный лагерь. Ночью, вон там, за Хемпстедской дорогой, все небо бывает красно от зарева. И в зареве двигаются их тени. При дневном свете их не видать. Но ближе… Я не встречал их… — он стал считать по пальцам. — Пять дней… Потом я видел, как двое из них тащили что-то большое через Геммерсмитскую дорогу. А в позапрошлую ночь, — он помолчал и многозначительно добавил, — опять что-то светилось, да только высоко в воздухе. Я думаю, они построили летательную машину и учатся летать.
Я встал на четвереньки, и мы поползли к кустам.
— Летать?
— Да, — сказал он, — летать.
Я дополз до небольшого бугра и сел.
— Значит, с человечеством покончено… — сказал я. — Если они могут летать, они просто облетят вокруг света…
Он кивнул головой.
— Они полетят. Здесь тогда станет чуточку легче. Да, впрочем… — Он посмотрел на меня. — Разве вы сомневаетесь, что с человечеством покончено? Я не сомневаюсь. Ничего не поделаешь. Крышка. Мы побиты.
Я поглядел на него. Как это ни странно, мне до сих пор не приходила в голову эта мысль, ставшая такой очевидной с той минуты, как он ее высказал. По привычке я все еще на что-то смутно надеялся. Он повторил свои слова: «Мы побиты». И это меня окончательно убедило.
— Все кончено, — сказало он. — Они потеряли одного. Только одного. Они хорошо укрепились и разбили наголову величайшую державу. Они растоптали нас. Смерть марсианина под Уэйбриджем была случайностью. Ведь эти марсиане — только разведчики. Они продолжают прибывать. Эти зеленые звезды — я не видел их уже пять или шесть ночей, но я уверен, что они каждую ночь падают где-нибудь. Ничего не поделаешь. Крышка. Мы побиты.
Я ничего не ответил, тщетно стараясь придумать какие-нибудь возражения.
— Это даже не война, — продолжал артиллерист. —
Разве возможна война между людьми и муравьями?
Мне вдруг вспомнилась ночь в обсерватории.
— После десятого выстрела они больше не стреляли; по крайней мере, до прибытия первого цилиндра.
— Откуда вы знаете? — спросил артиллерист. Я объяснил ему. Он задумался.
— Что-нибудь неладное случилось у них с пушкой, — оказал он. — Да только что из этого? Они снова приведут ее в порядок. Если и будет небольшая отсрочка, разве это изменит конец? Люди — муравьи. Муравьи строят города, живут своей жизнью, ведут войны, и так — до тех пор, пока они не мешают людям; а когда они начинают мешать, их истребляют. Мы превратились теперь в муравьев. Только…
— Только что? — спросил я.
— Мы съедобные муравьи…
Мы молча переглянулись.
— Что же они сделают с нами? — спросил я.
— Вот об этом-то я и думал, — ответил он, — много думал. Из Уэйбриджа я пошел к югу и всю дорогу думал. Я понял, в чем дело. Людям пришлось плохо, вот они и стали пищать и скулить. А я скулить не люблю. Мне случалось раз или два смотреть в лицо смерти. Я не солдат с плац-парада, а умереть, рано или поздно, все рано придется. Человек, который не одурел от страха, везде проберется. Я видел, что все направлялись к северу. Я и сказал себе: «Еды там на всех не хватит», и повернул в обратную сторону. Я кормился около марсиан, как воробей около человека. А они там, — он указал рукой на горизонт, — околевают от голода кучами, топчут и рвут друг друга на части.
Он поглядел мне прямо в лицо и вдруг замолчал.
— Конечно, — сказал он, — многие, у кого были деньги, удрали во Францию. — Он еще раз посмотрел мне в глаза и продолжал: — Еды тут повсюду вдоволь. В магазинах есть консервы, вино, спирт, минеральные воды; а бассейны и водопроводные трубы пусты. Я вам говорю то, что думаю. Они разумные существа, решил я, и, кажется, хотят употреблять нас в пищу. Сначала они уничтожат наши корабли, машины, пушки, города, весь наш порядок и организацию. Все это будет разрушено. Если бы мы по размерам походили на муравьев, ну, тогда мы могли бы как-нибудь проскользнуть мимо. Но мы — не муравьи. Мы слишком велики, нас можно задержать. Вот мой первый вывод. A?
