Александр Шепиловский - Феномен
Ильинична подтвердила, что это орангутан, поздравила нас и сказала, чтобы мы убрали обезьяну и быстро шли на свой участок.
Мы без промедления занесли контейнер в станцию и поспешили на участок. После ужина на потеху всем выпустили обезьяну, она неестественно прыгала и кувыркалась, веселя людей в минуты отдыха.
Время шло, и мы уже стали беспокоится: обследовано три четверти астероида, а капсулы не было. Владимир с Добрыней мрачнели с каждым днем и думали, как улучшить и ускорить поиск. Владимир спрашивал некоторых, особенно молодых и не таких ловких, хорошо ли они ищут и не пропустили ли капсулу. Люди обижались. Шамиль-Хасан при всех по-дружески отчитал Владимира, пристыдил за недоверие, сказал, что все ищут на совесть, для того сюда и прилетели. Добрыня подал предложение изменить распорядок дня, сократить время отдыха и сна и начать сверх программы осматривать вершины скал, поскольку там тоже встречаются углубления. Многие были готовы работать вообще без сна и на голодном пайке. Но Шамиль-Хасан сказал «нет». Врачи поддержали его. Владимир проворчал, что цивилизация и эволюция совершенствуют человека, только одних бюрократов почему-то сохраняют в их первоначальном виде.
У меня раньше бывало, как говорится «не с той ноги встал», как пойдут с утра неприятности одна за другой, так и заканчивается этот день наперекосяк. Здесь у меня все шло гладко, но пришел и такой день. На утренней гимнастике из моих рук вырвался эспандер и так хлестнул Владимира по лицу, что тот взвыл от боли и улетел в угол каюты. За завтраком я чуть было не заполучил в дыхательное горло хлебную крошку, едва откашлялся. А Владимира испугал до смерти.
После завтрака ракетка доставила нашу группу на дневную сторону астероида, где мы заканчивали обследовать двухкилометровый скалистый кряж. В пути произошла задержка из-за неисправности двигателя, что при тройной дублирующей системе явление было чрезвычайно редким, можно сказать ЧП. Мы раньше это в шутку называли законом подлости.
Из-за задержки, с поиском надо было поторапливаться. А спешка к добру не приводит, да еще если день начался наперекосяк. Осматривая впадины на своей полосе, я забрался на каменистый гребень и увидел на крутом волнистом склоне дыру, куда могла запросто закатиться округлая капсула.
Я легонько прыгнул туда, но рассчитал неточно и, опускаясь, задел плечом огромную глыбу и сдвинул ее с места. Нога на склоне подвернулась, и, глыба массой тонн в пятьдесят навалилась на меня. Раздавить она меня, конечно, не раздавила, так, помяла немного, а в миниатюрной поясничной радиоаппаратуре что-то хрустнуло. Освободившись из-под глыбы, я с ужасом заметил, что она дала ход большой скале, которая неотвратимо надвигалась на меня, и уж она-то наверняка похоронила бы феномена под собой. Я бешено сделал сильнейший прыжок. И полетел. Это было не страшно, привык уже. Но прыжок получился не удачный, с вывертом, поэтому я в полете кувыркался. Надо было быстрее возвращаться. Я схватился рукой за фал, чтобы затормозить и вернуться по нему на астероид, и сердечко мое от страха сжалось — фала не было. Вернее был, но коротенький, толстенький, он хвостиком торчал из трубки. Чересчур осторожничая, я забыл прикрепиться к астероиду. И понял, что уже набрал вторую космическую скорость и лечу в бездну космоса.
Закричал по рации о своем бедственном положении. Но рация безмолвствовала. Неужели… да, закон подлости в действии. Я вспомнил, что когда меня придавило глыбой, то в аппаратуре что-то хрустнуло. Значит, все сломано, связи нет. Не теряя самообладания — только бы не запаниковать — я отстегнул реактивный пистолет, чтобы изменить направление движения. Но поскольку я сильно кувыркался, то сориентироваться было очень трудно, к тому же торопился, стрелял куда попало и в результате с еще большей скоростью стал удаляться от астероида. Правда, кувыркание заметно замедлилось. Я заставил себя успокоиться и направил дуло пистолета точно против движения вперед, надеясь за несколько таких включений возвратиться на астероид. Выстрела, конечно, не было. Так и должно было быть, потому что день начался наперекосяк. Пистолет рассчитан на семьдесят включений, а я, самонадеянный болван, не удосужился утром его дозарядить. И поделом мне!
На высоте пятнадцати-двадцати километров меня с астероида не разглядят, и в бинокль вряд ли увидят, потому что я освещен солнцем сверху и обращен к астероиду, так сказать, ночной стороной. Безусловно, мое исчезновение уже заметили, уже ищут, я надеялся на технику и опыт людей, и был уверен, что меня найдут. Было лишь стыдно за свою неловкость и головотяпство, за наплевательское отношение к своим обязанностям.
Мне на первых парах казалось, что люди здесь беспечны и самонадеянны, но позже я все более убеждался, что у них сильно развито чувство ответственности, они дисциплинированы, и это не принуждение, это у них с детства, можно сказать, в крови. Ведь вон какие тут есть опытные космонавты, мастерски управляющие движением своего тела, но даже и они всегда страхуются фалом и пистолет заряжают по два-три раза в день.
Стало страшно! Это только казалось, будто я неподвижно повис, а фактически я летел, как писали в наших учебниках физики: «После прекращения действия внешних сил тело движется равномерно и прямолинейно». Рано или поздно притяжение Юпитера или Марса изменят мою траекторию и тогда начнется катастрофическое падение. Но, скорее всего, я стану спутником, этакой миниатюрной, биологической планеткой. Конечно, на Бакане поднимут тревогу, свяжутся с находящимися поблизости кораблями, а поблизости — это десятки миллионов километров. Пока прилетят, пока найдут…
А долго ли я протяну? Беспокойства о нехватке кислорода не было, и теплоизоляция скафандра была отличной, а вот с питанием — дело дрянь. Голодная смерть! Нет, хуже — смерть от жажды. Я обречен. Оставалось надеяться на чудо, но чуда быть не могло. Я был в гораздо худшем положении, чем Потапов и Попов. Солнце делало медленные обороты вокруг меня, это значит, я, как и положено небесному телу, вращался вокруг своей оси, проходившей наискосок от плеча к бедру. Бакан уже превратился в неприметную звездочку. Немыслимый покой, жуткая тишина, однообразная россыпь звезд. Хоть бы Землю найти, попрощаться мысленно с ней.
Сон был не сон, а какое-то полузабытье. Пить хотелось все сильнее, в горле пересохло, язык стал шершавым как наждачная бумага. Я представил, как мой труп находит корабль и доставляет на землю. Юлия плачет и казнит себя за ненужное наказание. Владимир считает себя главным виновником моей гибели и не хочет жить на свете, Добрыня постарел и весь ушел в себя. В институте — траур. Не уберегли феномена. Шевельнулась спасательная мысль, что на земле меня смогут оживить. Нет, не оживят — распад белковых структур мозга необратим, тем более, что процесс распада зайдет слишком далеко, он уже перейдет в стадию разложения. Интересно, поставят ли мне памятник? А какой некролог будет? До чего пакостливые мыслишки лезли в голову! Счет времени я давно уже потерял, апатия стала моим обычным состоянием. В минуты осмысливания своего положения становилось невыносимо горько и жутко. Сколько раз я наблюдал на чердаке в самодельный телескоп ночное небо. Мог ли я тогда предположить, что собственной персоной буду вот так, медленно кувыркаясь, лететь в межпланетном пространстве, да еще в полном одиночестве.
