Андрей Анисимов - Доступ к телу
– Хватит, Арсений, я уже взял в голову. Вижу, это есть очень достойные джентльмены с богатым биографием. Могу я сам сделать им вопрос?
– Пожалуйста. – Улыбнулся банкир.
Американец обратился к Водиняпину:
– Как я понял, вы сейчас живете свою жизнь на всем готовом?
Тот охотно с этим согласился:
– Живем в хоромах, как у Христа за пазухой.
– Скажите, чем собираетесь иметь заработок, когда окажетесь на свободе без опеки вашего покровителя. Опять делаете грабеж?
Водиняпин на мгновенье замялся:
– В том-то и беда, что не сможем. Мы теперь чужого не берем. Профессор над нами что-то учинил. Смотрим на чужие бабки – хоть рубли, хоть доллары, аж с души воротит. Так что пока не знаю. Работать хотим. Это если нас не замочат.
Американец сделал большие глаза:
– Вы имели в виду «не убьют»?
– Да. Должок у нас есть неотданный.
Арсений поспешил успокоить:
– Сегодня получите кредит и можете отдать ваш долг.
Все трое бывших уголовников облегченно вздохнули. Бородин вызвал секретаршу и распорядился проводить джентльменов в отдел физических лиц. Те уважительно за руку простились с банкиром, его посетителем, и с достоинством удалились.
Мистер Белькоф некоторое время сидел молча. Знакомство с бывшими рецидивистами его потрясло. Наконец, обрел дар речи.
– Я готов давать свое участие. У тебя есть ролик?
– Какой ролик? – Не понял Арсений.
– Кино. Как шли опыты, как им делали этот активаций. Схемы мозга. Как говорят у вас – рекламный клип.
– Пока нет, но можно подготовить. Съемки отец вел постоянно.
– Это будет колоссально! Через десять дней я делаю возвращение. Постарайся успеть.
– Хорошо, Том. Но я тебя предупреждаю, если руководство страны поможет с финансированием, твое участие не понадобится.
– Арсений, пойми, твой отец доказал, преступление есть болезнь. Диагноз – нарушение генетического кода. Делай мне доверие. Я живу за океан, но твою страну знаю лучше, чем ты. России это не надо. Это надо для цивилизованного мира. Того мира, где человек делится на вора и честного гражданина. В России так не делят. Прости, но это есть факт.
– Все меняется.
– Оптимист – есть хорошо. Наивность – есть болезнь ума. Ты оптимист, но немножко с болезнью ума. Это я говорю, потому что ты мне нравишься.
– Я понял.
Мистер Белькоф посмотрел на часы и протянул Арсению руку.
– Мы с тобой будем иметь много золота и много слава. И твой папа с нами.
Сопроводив американца до проходной банка, Арсений поднялся в приемную и спросил секретаршу о своем дальнейшем графике.
– Арсений Александрович, в двенадцать вы хотели собрать менеджеров среднего звена. В два часа дня у вас обед в клубе предпринимателей. Больше у меня на сегодня записей нет.
– Хорошо, зови сотрудников. – Распорядился банкир и позвонил отцу. К телефону подошла Мария Николаевна.
– Арсик, папа еще спит. Разбудить?
– Не надо, мама. Пускай отдыхает.
– Сказать, чтоб перезвонил?
– Не надо, мама, у меня совещание.
– А что надо?
– Надо, чтоб сидел дома и до моего звонка никуда не уходил.
Проследовав в кабинет, Арсений взял фломастер и записал на странице календаря: «Кино для цивилизованного мира».
* * *«…дом престарелых… пять стариков смогли самостоятельно… жертв могло быть и больше …по факту возбуждено. Ваши зубы… рекомендация стоматологов номер один в мире». Мария Николаевна уменьшила звук телевизора и, стараясь не шуметь, заглянула в спальню. Александр Ильич похрапывал, разметав одеяло и распластав руки. Она немного постояла на пороге и так же тихо прикрыла за собой дверь. Супруг обычно поднимался рано, и в это время уже давно трудился в лаборатории. Но вчера допоздна засиделся с гостями и улегся около трех ночи. Мария Николаевна уже дважды заглядывала в спальню, но муж пока глаз не открывал.
Вчера их посетила чета Шаньковых. Артур Михайлович и Елена Сергеевна – отец и мать лаборанта – волновались за свое чадо. Виктор последнее время редко бывал дома и выглядел утомленным. Парень окончил первый курс института, но в каникулы не отдыхал, а круглые сутки работал.
Шаньковы и Бородины дружили со студенческих лет, но последние годы виделись редко. И не они одни. Некогда хлебосольная и степенная Москва превратилась в огромную суетливую биржу, где каждый торопится добыть акции на собственное счастье, не оставляя на друзей ни сил, ни времени. Даже молодежь, которой общение куда нужнее по многим естественным причинам, собираться по домам перестала. Кто побогаче, посещает ночные клубы и модные тусовки, кто победнее, едва добравшись до дома, валится в койку. При капитализме денег зря не платят, а если молодой человек еще умудряется совмещать службу с учебой, ему уж точно не до гулянок. Коль молодым не всегда хватает сил для общения, что говорить о старшем поколении? Отсутствие деловых интересов разлучает старинных приятелей на долгие годы, особенно, если они переехали в дальние районы и обросли семьями.
То же произошло и с родителями Шанькова. Не работай их сын лаборантом у профессора, скорее всего и вчерашнему визиту не бывать. Последний раз они встретились случайно в театре пять лет назад. Мария Николаевна в полнеющей пожилой даме едва признала подругу юности. Артур изменился меньше. Профессорша давно заметила – мужчины чаще сохраняли черты молодости. Вспоминая вчерашние посиделки, она с грустью думала о себе. Если Лена превращалась в старуху, тот же процесс происходил и с ней. Чего греха таить – увы, и она не становится краше. Опять вспомнила о Сурковой. Та молода, красива, а любит ее старика. Мария Николаевна, втайне от мужа, навестила Катерину в больнице. Уж она ей там высказала все от души. Обругала соплячкой, неблагодарной тварью, и еще много нашла эпитетов. Недаром окончила филологический факультет… «В твоем возрасте и с твоей внешностью на тот свет стремятся только идиотки», – она рассчитала верно. Резонные доводы и уговоры вызовут у неудавшейся самоубийцы лишь дополнительную жалость к себе, а ругань – ярость протеста. И оказалась права. Когда женщины прощались, Катерина поклялась больше не «дурить». Да и глаза у нее стали другие, без затаенной тоски – нормальные человеческие глаза.
«…один террорист убит, трое сотрудников МВД попали в реанимацию …вздутие живота… восстанавливает обмен… вернем вам деньги» – диктора заглушил громкий звонок в дверь.
«Наверное, Клава», – решила она и отправилась в прихожую. На случай разбоя в доме дежурила консьержка, а перед дверью Арсений установил камеру наблюдения. Монитор в прихожей заменял жильцам дверной глазок. Мария Николаевна посмотрела на экран и увидела не домработницу, а молодого мужчину в синей спецовке. Незваный визитер беззвучно шевелил губами. Она включила микрофон и спросила, что ему надо.
