Брайан Олдисс - Зима Геликонии
Этой болезни она боялась гораздо меньше других. У себя на родине, в Олдорандо, она работала врачом. Мир, вызывающий в ней страх и любопытство, был связан с названием Харнабхар, родиной Шокерандита, мир, порождающий легенды и романтические переживания, отголоски которых доходили до Борлдорана.
Покупая корабль, Одим заключал сделки через посредников, друзей-горожан, которые знали нужных людей в Гильдии священников-мореходов. Все деньги, вырученные от продажи дома и торговли фарфором, ушли на покупку «Нового сезона». Теперь корабль стоял у пристани на побережье океана Климента, двухмачтовый бриг водоизмещением в 639 тонн, с прямым парусным снаряжением на обеих мачтах. Судно было построено двадцать лет назад на верфях Аскитоша.
Погрузка завершилась. В трюмах «Нового сезона», помимо того имущества, которое Одиму удалось быстро прибрать к рукам, очутилось небольшое стадо арангов, несколько сервизов тонкого фарфора со склада Одима и больной, носитель смертельной болезни, а также рабыня, которая за ним ухаживала.
От смотрителя, своего старого приятеля, который за годы торговли Одима регулярно получал от него плату за поставки грузов, Одиму удалось получить разрешение на выход из гавани. Капитана корабля удалось уговорить до предела сократить церемонии, рекомендованные хиромантами и астрологами для будущего благоприятного плавания. Отмечая отплытие корабля из Сиборнальской гавани, выстрелила пушка.
Собравшиеся на палубе спели короткий гимн богу Азоиаксику. С попутным ветром и отливом корабль устремился от берега, и широкая полоса воды быстро пролегла между кормой и пристанью, побережьем океана Климента. «Новый сезон» начал свое плавание к далекому Шивенинку.
Глава 6
G4PBX/4582–4–3
На Аверне, звезде Кайдау, летящей по небу Гелликонии, наступила пора неизменного и однообразного варварства. Эедап Мун Одим по праву гордился мастерством, вложенным в гравировку часов из Кай-Джувека, тех самых, которые он подарил Джесерабхаю; Кай-Джувек, тесное сообщество, породило необычайное мастерство. А варварство, господствующее на Аверне, не сумело произвести на свет ничего, кроме размозженных черепов, кровавых стычек, племенных танцев и обезьяньего веселья. Многие поколения, служившие цивилизации Аверна, часто высказывали желание отвергнуть доктрину минимализма и избавиться от безысходности, навязанной долгом служения Земле. Некоторые предпочитали смерть на поверхности Гелликонии проведению в жизнь сухого порядка Аверна. Эти погибшие тоже наверняка сказали бы, если бы их догадались спросить, что также предпочли бы варварство цивилизации.
Но скука варварства оказалась невыносимей оков цивилизации. Пины и Таны быстро устали от непрекращающихся потерь, страха и ограничений. Окруженные во многих отношениях самопрограммирующимися машинами, эти дикари по сравнению с племенами Кампаннлата, загнанными на полоску земли между морем и джунглями, были оснащены не в пример лучше. Варварство подняло на поверхность страхи и сковало воображение.
Больше прочих пострадали отсеки станции, где обитали люди и бурлила деятельность, где помещались кафе и рестораны и фабрики переработки белков, снабжавшие рестораны. Поля злаковых на внутренней стороне сферического корпуса превратились в поля сражений. Человек охотился за человеком, чтобы насытиться. Огромные самоходные срамные куклы, эти чудовищные гениталии, созданные из подвергнутого мутациям генетического материала, также были выслежены и съедены.
Автоматические станции собирали и передавали на внутренние экраны изображения живого мира на поверхности планеты, продолжая изменять погоду внутри станции, чтобы люди не отвыкли от этого великого стимула.
Выжившие племена были не в состоянии поддерживать старые порядки и связь с Землей. Получаемые ими изображения царей, воинов, охотников, ученых, купцов, рабов ни с чем не соотносились и воспринимались как образы пришельцев из другого мира, дьяволов или богов. Теперь эти образы вызывали в сумеречных душах рассеянных наблюдателей лишь изумление.
Повстанцы Аверна — вначале жалкая горстка отщепенцев — выпустили из бутылки великую свободу, такую, о которой сами никогда не мечтали. Они причалили к берегам меланхолического существования. Закон живота взял верх над законом разума.
Но сам Аверн имел первейшую обязанность, превыше забот о своих обитателях, — передавать накопленный сигнал, этот груз информации, на планету Земля, отделенную от него тысячей световых лет. За богатые множеством событий тысячелетия существования станции наблюдения этот сигнал никогда не прерывался.
Согласно изначальным планам технократической элиты, ответственной за грандиозную схему этого межгалактического исследования, сигнал был информационной артерией, обратной связью с Землей. Эта артерия никогда не пересыхала, даже в ту пору, когда обитатели Аверна опустились до состояния почти первобытной дикости.
Эта артерия никогда не пересыхала, но где-то впереди жила оказалась перерезанной. Земля не всегда откликалась.
На Хароне, далеком форпосте Солнечной системы, помещался приемный комплекс, устроенный на холодной метановой поверхности спутника. На этой станции, где андроиды обслуживания представляли единственное присутствие разумной жизни, сигнал, полученный с Гелликонии, анализировали, классифицировали, архивировали, а потом по частям передавали к внутренним планетам Солнечной системы. Обратный процесс был гораздо менее сложным и по большей части состоял из отсылки простейших сигналов, приказывающих Аверну уделить больше внимания тому или иному участку Гелликонии. Сводки новостей давным-давно прекратили отсылать на Аверн — с тех пор, как кто-то отметил полную абсурдность передачи на Аверн новостей тысячелетней давности. Аверн не знал — да и не хотел знать — ничего о последних событиях на Земле.
Они же были следующими: многочисленные нации Земли провели большую часть двадцать первого столетия, увязнув в серии невразумительных конфликтов: Восток сражался с Западом, Север угрожал Югу, Первый мир помогал Третьему миру и обманывал его. Рост численности населения, сокращение природных ресурсов, незатихающие локальные конфликты медленно превращали поверхность земного шара в нечто вроде кучи щебня. В середине века доминировала концепция нации-террориста; то было время, когда был разрушен древний город, Рим. Тем не менее, вопреки самым мрачным ожиданиям, Апокалипсис — ядерная война — так и не случился, и вот по какой причине: сверхдержавы маскировали свои действия, манипулируя малыми народами, а исследование ближнего космоса до некоторой степени служило чем-то вроде аварийного клапана для выпуска агрессивных эмоций.
