Константин Брендючков - Последний ангел
Я осмотрелся, начиная догадываться, что нахожусь в знакомом помещении. Тяжелый обеденный стол, столь же массивный буфет у правой стены, стулья с мелким плетением из соломки, в углах — большие, в половину человеческого роста, вазы с извивающимися драконами — все это я видел в детстве не раз. Слева блестела изразцами высокая печь, и висела картина моря, взглянув на которую, я окончательно понял, что нахожусь в квартире своего детства, в доме Башкирова. И я не могу Вам передать, как защемило у меня сердце — грустно и сладко.
Отвлекаясь, замечу, что перед этим я много и упорно старался припомнить все, что было связано с ангелом, доставшимся мне как раз из дома Башкирова. В этот дом переехал мой отец вскоре после революции.
Я знал, что если встану и посмотрю в находящиеся сзади окна, то увижу парк, а за ним реку. Наверное, управляющие мною силы не зря перенесли меня в мир моего детства и юности — где-то здесь ключ к разгадке ангела.
Тут я должен пояснить, Кузьма Кузьмич, что в свое кресло я вделал страховочное устройство, ударявшее меня током при попытке подняться, чтобы разбудить себя. Это понадобилось, чтобы не натворить чего-нибудь, пока нахожусь в «сомнамбулическом» состоянии. Выходит, что я сам себя принудил оставаться пассивным наблюдателем.
Минут десять я просидел, не тяготясь этим, даже наслаждаясь ощущением далекого и ставшего дорогим прошлого и надеясь, что кто-нибудь войдет или произойдет что-то, а потом стало нарастать недовольство. Идиотское ведь создалось положение, не правда ли: очутиться в далеком прошлом и сидеть дурак-дураком, не в состоянии что-либо предпринять!
Это положение раздражало еще и тем, что в голубой комнате, я чувствовал, определенно кто-то был. Время от времени слышался шелест, как от переворачиваемых страниц, доносились шорохи. Окликнуть? Неизвестно, на что нарвешься. Вот уж поистине, выпало человеку счастье попасть на машину времени, так он сам себя связал!
Когда я делал страхующее устройство, я предусмотрел на правом подлокотнике выключатель, отсоединяющий его но выключателя на месте не оказалось, а пошевелившись, я обнаружил, что сижу не в своем дешевеньком креслице, а в роскошной лакированной качалке. Я отлично ее помню, она осталась в квартире тоже от Башкирова, и пока мебель не вывезли, отец любил в ней просматривать после обеда газеты, а я вдосталь покачался на ней в свое время.
Я слегка откинулся назад, и качалка, как и встарь, мягко и беззвучно стала совершать медленные размахи. «Итак, я — в качалке, — размышлял я, — выключателя под рукой нет, но не значит ли это, что нет и страхующего устройства? Ведь на самом-то деле я — в другой половине столетия, сижу на сидении с электросторожем, и если я сейчас подымусь здесь, то произойдет ли то же самое и там?» Прерывать видение не хотелось. И тут мне пришло в голову вот что: если мои движения в первой половине века копируются во второй, то значит, там, во второй половине я также раскачиваю кресло, как здесь качалку, эдак ведь непременно затылком о пол треснешься, качнувшись посильней. Испугавшись, я остановил качалку и опять задумался, а тут справа зазвенели бронзовые часы, стоявшие на буфете. Они пробили полдень.
Отсчитав удары, я отметил, что время «там» и «тут» сильно расходится, и тут же сообразил, что разница даже не в часах, а в месяцах, потому что «там» я сел в кресло летом, а «тут», несомненно, чувствовал тепло хорошо протопленной кафельной печи, то есть «здесь» была зима.
Я умышленно записываю все очень пространно не только для того, чтобы Вы, Кузьма Кузьмич, лишний раз убедились в моей нормальности, по и для будущего, в котором любая подробность может оказаться важной.
Установив большое несовпадение в ходе времени «там» и «тут», я припомнил, что и пространство в моих видениях не совпадало с протяженностью моих передвижений в действительности. Помните, я рассказывал, что, воплотившись в Новикова, я разгуливал по парку, танцевал и вообще передвигался на сотни метров, в действительности же был ограничен размерами только своей квартиры. Мне даже странно стало, что я не придал этому значения раньше. Вместе с тем, я пришел к предположению, что если некоторые мои движения «там» и «тут» совпадают, например, при больших или резких усилиях, как было при драке, то я могу попробовать щелкнуть выключателем «там», хотя я его и не вижу «тут». А если он не выключится при моем резком движении, то и попытка подняться тихонько почти ничего плохого не вызовет.
Я вновь поглядел на правый подлокотник качалки, прикинул, где должен бы находиться выключатель, где его рычажок, и резко сделал нужное движение рукой. Ничего я не ощутил, никакого щелчка не услышал, но решился и встал. Качалка за мной откинулась тихо, покачалась на ковре и замерла, а меня ничто не ударило, и я пошел к двери. В голубой комнате поперек громадного турецкого дивана лежал на животе мальчишка и, подперев руками подбородок, читал толстую растрепанную книгу.
— Эй, приятель, — окликнул я, — чем зачитался?
Мальчишка перевернулся и сел.
— Это Фенимор Купер, — ответил он, ничуть не удивившись, а я сразу узнал его. И как же можно было не узнать, если это был я сам, только много моложе. Я вспомнил даже его рыжую бархатную курточку, переделанную матерью из отцовской толстовки, и шлепанцы, которые так не любил, но по требованию матери послушно надевал, чтобы не вытаптывать ковры. Мальчишке было лет тринадцать, на нем уже были очки, придававшие ему несколько огорченный вид. Густые черные волосы он уже расчесывал на пробор, но вихор еще торчал непобедимо. В общем, он мне показался довольно симпатичным с его аккуратненьким носиком и по-детски припухлыми губами.
— Ты почему не в школе, Олег, сачкуешь? — спросил я.
— Каникулы же! А вы кто?
— Я твой тезка, — ответил я, садясь рядом. — Меня тоже зовут Олегом. И даже — Петровичем, как и тебя.
— Да ну! А вы, Олег Петрович, к папе да?
Мальчик произнес это с явным удовольствием, как бы пробуя на вкус свое имя в сочетании с отчеством. Я взял книгу и прочитал заглавие. Ну конечно, это был «Кожаный чулок». И мне показалось, что я даже вспомнил то далекое зимнее утро, когда читал эту книгу.
— Нет, не к папе, — ответил я, проверяя свое воспоминание. — Он ведь в командировке, кажется?
— Факт! Уехал на три дня, но вот уже неделя прошла, а его все нет.
— А мама к больной сестре отлучилась, не правда ли?
