Виталий Владимиров - Северный ветер с юга
- Вспомни, как.
- Помоги мне. Помоги мне вспомнить, я этого хочу, слышишь?
- Да, Наташа. Будем вспоминать вместе и только хорошее.
- Обязательно вместе, - медленно сказала Наташа. - Знаешь, у меня к тебе просьба, сходим завтра в деревню? Здесь недалеко.
- Конечно, сходим, - я посмотрел на Наташу и понял, что завтра проснусь с мыслью о ней, что мне уже нельзя без нее, что хочется видеть ее, смотреть на нее, говорить с ней, касаться ее...
И еще ощутил бремя большого чувства, которое пока мягко, но властно заполонило душу. И я глубоко вздохнул от радостного и щемящего предчувствия.
Глава тридцать восьмая
На следующий день она издалека улыбнулась мне в столовой и отвела глаза. Я даже было встревожился, но потом одернул себя - мало ли что у нее? Действительно, оказалось, что ей после завтрака надо сделать снимок в рентгеновском кабинете, поэтому условились пойти в деревню после тихого часа.
Когда мы вышли за пределы усадьбы в лес, день уже клонился к вечеру, солнце скрылось за деревьями и снег из белого стал голубым, а потом синим.
Скоро деревья поредели и мы вышли на околицу села. Наташа, крепко держа меня за руку, уверенно провела мимо магазина и почты к небольшой церкви, в которой шла воскресная служба.
Я снял шапку и мы вошли в церковь. Под иконами теплились лампады, потрескивали свечи, лики богоматери и первых русских святых Бориса и Глеба склонились над прихожанами, которых было совсем немного. Пожилой поп вел службу, четыре старушки надтреснуто подпевали ему.
Наташа посчитала по пальцам, купила три свечки и поставила их перед иконой Николы-чудотворца. Я смотрел на золоченые оклады оклады икон, на мерцающий свет лампад и думал о том, что как нужен человеку храм, где он укрепит веру свою в чудо, в исцеление болезней, в защиту от напастей и бед.
Наташа тронула меня за рукав:
- Пойдем?
На улице она крепко взяла меня под руку:
- Как я хочу, чтобы у тебя, у нас все было бы хорошо.
- А за кого ты ставила свечки?
- Ты крещеный?
- Нет.
- Меня бабушка крестила. И учила, что можешь в бога не верить, но помнить бога надо. А свечи я поставила за маму, за тебя и за меня.
И она уверенно повела меня вдоль облупившихся стен церкви, за которой оказался небольшой сельский погост. По запорошенной тропинке мы добрались с Наташей почти до ограды и оста новились около двух могил с покосившимися крестами.
В тишине прихваченного легким морозцем вечера разносились звуки деревенской улицы: скрипела где-то калитка, визжала детвора, катающаяся с ледяной горки, тарахтел вернувшийся с поля трактор. Никакой мистики, никакого страха я не испытывал, стоя с Наташей на кладбище, настолько оно мне казалось естественной, неотъемлимой частью села. Наташа как будто угадала мои мысли.
- Не страшно? - спросила она, близко заглядывая мне в глаза.
- Ни капельки. А с тобой тем более.
- И правильно, бояться тут нечего. Ты знаешь, какая удивительная вещь произошла со мною?.. Ни за что не догадаешься!
Когда я уезжала сюда, в санаторий, мама сказала мне, что мы родом из этих мест, и наказала поискать, не осталось ли чего. Дом наш, к сожалению, не сохранился, а вот могилы прадеда и прабабки - вот они, понимаешь? Сейчас темно, не видно, но Кузнецовы здесь покоятся, это точно. Прадед мой кузнецом был в этом селе, так и пошли мы по свету - Кузнецовы. Поразбрелись, правда, кто куда, и , наверное, одиноко тут родоначальникам нашим. Зато я хожу навещать, я - как веточка от их дерева, а корни, они здесь, в этой земле...
Наташа прижалась ко мне, сняла варежку и погладила меня по лицу теплой ладонью.
- И тебя привела к ним... Как на смотрины, - рассмеялась она. - Теперь можно идти.
- Подумаешь, что спятила девка, ночью на кладбище затащила? А для меня это не кладбище вовсе, а как будто дом, где спят мои предки, и, наверное никуда не годится, что мы с ними так далеко друг от друга? Были бы рядом - и память о них была бы жива, и было бы не так одиноко, как иногда бывает. Я верю, что они нас берегут, и тебя тоже теперь. Отныне у нас с тобой будет все хорошо. Хорошо?
- Хорошо, Наташа Кузнецова, - улыбнулся я ей и было мне хорошо, действительно хорошо - и оттого, что погладила она меня теплой ладонью по лицу, и оттого, что она шагала рядом, держась за мою руку, и оттого, что мы стали нужны друг другу.
- А твои где похоронены? Расскажи мне.
- Мои? - задумался я и не сразу ответил. - По материнской линии я крестьянин. Прадед мой был лесничим под Вольском, что на Волге. Всю жизнь вдали от людей провел и, уже будучи в годах, взял девушку молодую из бедной семьи. Родила она ему сына и дочку. И жили они счастливо, да случилось так, что он на охоте о сук щеку распорол. Собака его верная рвалась зализать рану, а он отогнал ее, да, видно, зря, попала инфекция, началось заражение крови и осталась моя прабабка вдовой. Пришлось ей из леса в деревню вернуться. Сын ее, то есть дед мой, рос лесным бирюком и в деревне слыл чудаком, потому что с детства увлекался чтением книг и страсть эту сохранил до старости. Мать рассказывала, что нередко можно было наблюдать такую картину: лошадь бредет куда ей вздумается, а в телеге дед с книгой в руках, углубился в чтение настолько, что не замечает вокруг никого и ничего... А по отцовской линии я из потомственных рабочих, тут все и прадед, и дед, и отец мой прошли через паровозные мастерские в Моршанске, есть такой город, родина знаменитой махорки... Родился же я под Ленинградом, ты в Москве и свела судьба нас в Калужской области...
Мы свернули и шли по улице, на которой находилась столовая-буфет.
- Раз у нас с тобой сегодня праздник, может зайдем? - спросила Наташа.
- У меня денег нет, - смутился я.
- Я же совсем забыла тебе сказать, - рассмеялась Наташа, - что сегодня заложила имение и свои драгоценности.
И стала серьезной.
- Праздник-то наш. Пойдем, пожалуйста...
Я сел, не раздеваясь, за голубой пластмассовый столик в углу, кинул шапку на соседний стул, чтобы его никто не занял, и стал ждать Наташу. Она, поговорив о чем-то с буфетчицей, принесла бутылку сухого, два стакана и горку конфет на тарелочке.
Села, скинула на плечи платок:
- Фу, жарко. Весь ассортимент заведения перед тобой. Впрочем, не в этом счастье.
- А в чем?
- Сам знаешь. Это, когда двое любят друг друга. Давай за наше счастье?
- Давай.
Мы выпили понемногу.
- А знаешь, Наташ, а мне действительно было грустно, когда мы пошли в первый раз гулять. Мне казалось, что ничего у нас с тобой не будет, а ты мне сразу понравилась, так бывает. Увидел тебя на крыльце и словно жизнь с тобой прожил долгую и счастливую. И тут же подумал, что нереально это - я женат, ты тоже с колечком.
