Юрий Шубин - На Очень Секретных Основаниях - 2 (СИ)
— Великое с хорошим сочетается редко. Иероглиф дремал в тихом забвении, под плитами своего саркофага. Собирая пыль тысячелетий, — лицо профессора на пару секунд сделалось мягким и мечтательным. — Пока важнейшая его неразгаданность буквально меня не оглушила. Словно долго блуждая в долине теней, я вдруг вышел на яркий, солнечный свет. Ведь истина всегда проявляет себя. Изначальный смысл этого марсианского иероглифа переводится как: «порочная система», — он выдержал небольшую паузу. — Который я ошибочно переводил прежде, как: «тревожный побочный эффект». В контексте общего смысла, исправленная суть иероглифа такова, что безопасный путь в изменении ВРЕМЕНИ невозможен.
Присутствующие загалдели, тревожно переглядываясь. Длинный, крупный нос, красивые миндалевидные глаза, редеющие светлые волосы, чувственные, аккуратные губы, округлое, сытое лицо с выдающейся ямочкой на подбородке, заставили бы всякого любителя словесности безошибочно признать в нем Джонатана Свифта. Который дергал соседа, Анания Шикараци, за рукав, а свободной рукой нервно забарабанил пальцами по столу.
Гнетущая обеспокоенность нарастала. Вразнобой заговорили многие.
Скиапарелли резко возвысил голос:
— Как выяснилось, я упустил основополагающую идею, — широким жестом профессор указал на проекционный экран, не замечая поднявшегося шума. — Теперь мы имеем ответ на основной вопрос: почему жрецы Марса так тщательно прятали таблицы. Только теперь я смог окончательно разобраться и понять, что иероглифы красной планеты были написаны кровью марсианской цивилизации.
Профессор не давал желанных гарантий!
После этих слов, верхушка внутренней кухни агентства времени позволила себе непочтительные выкрики, решив, что она услышала достаточно.
— Как вы можете так говорить?! Мы придерживались вашего мнения и высоко его ценили!
— Всего одна ошибка перечеркнула все удачи?!
— Вашей новой теории не с кем сразиться в этом кабинете!
— И еще неизвестно, чем все это аукнется! Вы всех водили за нос!
Мало кто продолжал молчать, обдумывая проблему. И качал головой, словно разгоняя туман в мыслях.
— Ученые вашего склада во всем видят подтверждение своей правоты! Но, возможно, в этом случае, вы ошиблись!
Кто-то смотрел в потолок, словно искал указаний и помощи свыше.
— Этим всем я подвожу к главной мысли! — не теряя времени, на повышенных тонах продолжил говорить профессор: — Доступность чуда отменила в моей голове резоны. Слишком долго я полагался на ложную теорию. Не понимая ее глубины, мы воспользовались не завещанными нам знаниями. Наш прагматизм был на грани цинизма. Поманило богатство несметное. Исключительно практический подход к машине времени не позволил нам осознать ее подлинную суть и опасность. Мы так уютно устроились, пользуясь райским воздаянием, что наша рациональная поспешность не оставила шанса вовремя разглядеть порочность всей системы. Хотя такие подсказки были! Но самомнение нас ослепило. Ведь остро болевая реакция на любой приблизившийся регистратор времени, как и потеря с хронографов секунд и минут, убедительно предупреждала нас о глобальной неувязке. И подтверждала всю порочность использования уроборосов. Доказательно намекая, что мы не можем быть часовщиками ВРЕМЕНИ, как бы нам этого не хотелось. Несмотря на все предупреждения и запреты марсиан, мы назначили себя самозваными наследниками и последователями давно исчезнувшей цивилизации. Нарушив начертанные ею правила на плитах, тысячи лет назад. Не ведая, что творим, на краденом выгоды искали. И это до сих пор так! — в голосе профессора появилось пророческое исступление.
— Задурили нам головы, а теперь на попятную?! — огрызнулся «Отставник».
— Вы навлекли на нас проблемы, оперируя не до конца изученными фактами!
— Я с себя вины не снимаю! — воскликнул профессор: — И признаю, что повинен в дотошности. В том, что навязал вам этот вариант, не считаясь со ВРЕМЕНЕМ… дал ему ход… В то время, как никто не смел помышлять об этом, — его голос чуть дрогнул и он кашлянул, прежде чем смог продолжить. — И вот, я исправляю эту ошибку. Воссозданную, по-иронии, моим злым гением. И это самое скверное, — в голосе профессора не слышалось и тени прежних колебаний. Он вложил в эти слова силу всех своих сомнений и разочарований исследователя. И явно не желал щадить ни чьих чувств. — Я не сознаюсь в собственной несостоятельности, а уличаю себя.
Но им было не до его покаяний. Страсти накалялись и старшие координаторы обменивались шквалом вспыльчивых фраз.
— Это не оправдание!
— Ничего не понимаю. Выходит, наши лучшие времена уже миновали?! — поправляя очки, наперал голосом Стивен Хокинг.
— Они никогда и не наступали, — ответил ему Анания Ширакаци.
— Как вы могли так ошибаться?! — позволил себе возмутиться руководитель собственной безопасности и кризисных ситуаций. — Будь я проклят, если вы с этим не справитесь!
— Это надежно установлено? — неожиданно спокойно спросил «Пограничник».
Джульетта обхватила себя руками и поглубже вжалась в диванные подушки, наблюдая за происходящим.
— Где была эта ваша прозорливость раньше?! — воскликнул Дэвид.
— В свете открывшегося, сколько не осторожничай — все мало, — в этой фразе, руководитель собственной безопасности и экстренных ситуаций пытался уместить целую гамму всевозможных настроений.
— Вы меняете правила, как вам захочется! — произнес гневную тираду полицейский.
— Да у вас комплекс спасителя! — рьяно завопил Джонатан Свифт.
Профессор повысил голос, не дав возможности себя перебить:
— Видимо, мне следовало обидеться, но я не стану! Прежде вы доверяли моему мнению и проницательности! И вам нравилось, что я умнее многих! Сегодня прений не будет! — не без яда в голосе воскликнул Скиапарелли, постепенно теряя терпение: — Но только собственные правила и можно нарушать!
— Был же у вас, на случай неприятного исхода, какой-то план? — невесело, под стать настроению, сдавленно прорычал Саймон.
— Я описал вам проблему, без способа ее решения, — лично ему ответил профессор и вновь оглядел взволнованные лица окружающих: — Я бы вообще не строил пока никаких планов. Можно гадать на эту тему. Но иного решения у меня нет, — он умудрялся говорить ровно. — Всегда найдутся олухи, которые исказят затеи мудрецов. И я чувствую себя именно таким болваном, — без тени улыбки произнес профессор. У него был вид умного и уверенного в себе профессионала, которому нелегко признаваться в собственном фиаско: — Вкушая последние крохи моих привилегий, в борьбе с собственным невежеством, я останавливаю ошибочно запущенный проект! Квалифицируя открытие и создание машины времени, как чрезвычайно опасное! — Скиапарелли постарался выговорить это четко и громко. Подчеркнуто членораздельно. Чтобы не пришлось повторять дважды. Но он не выглядел опустошенным. Его глаза горели страстной искренностью и умом.
