Фрэнг Герберт - Создатели небес
С памятного разговора с Фраффином прошло лишь десять периодов отдыха, но Келексель чувствовал, что прошлое, которое закончилось в каюте Режиссера, растаяло во тьме. «Забавная маленькая история», в центре которой оказался родитель Рут, была снята и завершена. (Каждый раз, когда Келексель смотрел ее, он находил ее все менее забавной.) Все, что осталось сделать, — найти подходящую далекую планету для собственных нужд.
Рут шагала взад и вперед. Келексель знал, что через миг она окажется у пантовива. Она пока не смотрела пантовив в присутствии Келекселя, но он видел, какие взгляды туземка бросала на аппарат. Он ощущал, как машина притягивает ее.
Келексель взглянул на манипулятор, контролирующий ее эмоции. Индикаторы показывали пугающе высокую силу воздействия. Вне всяких сомнений, в один прекрасный день Рут окажется невосприимчивой к его действию. Манипулятор казался огромным металлическим насекомым, распростершимся по потолку.
Келексель вздохнул.
Теперь, когда он знал, что Рут была одной из диких чемов и ее происхождение неразрывно связано с родословными режиссерского корабля, он обнаружил, что ее чувства тревожили его. Она превратилась больше чем в существо, почти в человека.
Правильно ли было манипулировать человеком? Или неправильно? Или правильно? По совести? Отношение к экзотике этого мирка поселило в его душе странные сомнения. Рут не была полностью чемом — и никогда не могла бы быть. Ее не отобрали в младенчестве, не подвергли изменению и замораживанию в бессмертии. Ей не полагалось места в паутине Тиггивофа.
Что предпримет Главенство? Неужели Фраффин прав, и они уничтожат этот мир? Они были способны на подобное. Но туземцы были столь привлекательны… Казалось невероятным, что у кого-то поднимется рука уничтожить их. Туземцы были чемами — дикими чемами. Но вне зависимости от приговора Главенства этот мир будет погублен. Никому из тех, кто вкушал его удовольствия сейчас, не найдется места при новом порядке.
Мысли бродили взад и вперед, подобно тому, как Рут ходила по комнате.
Ее хождение раздражало. Она специально злила его, испытывая границы его власти над ней. Келексель сунул руку под плащ, подрегулировал манипулятор.
Рут запнулась, точно ее против воли остановили. Она обернулась, посмотрела инопланетянину в лицо.
— Опять? — спросила она; голос был ровным.
— Сними халат, — сказал он.
Она не шевельнулась.
Келексель увеличил силу воздействия, повторил команду. Настройки манипулятора пошли вверх… вверх… вверх…
Медленно, точно зомби, Рут подчинилась. Халат упал на серебристый ворсистый ковер, оставив женщину обнаженной. Ее кожа показалось Келекселю неожиданно бледной. По животу вверх и вниз прокатилась волна пульсирующих толчков.
— Повернись вокруг, — приказал он.
Все так же, точно неживая, Рут подчинилась. Босая нога задела изумрудный поясок. Цепь звякнула.
— Посмотри на меня, — велел Келексель.
Когда туземка повиновалась, он ослабил силу воздействия манипулятора. Толчки в ее животе прекратились. Она глубоко и мучительно вздохнула.
«До чего же она красива», — подумал Келексель.
Не отрывая от него взгляда, Рут нагнулась, подобрала халат, нырнула в него и подпоясалась.
«Вот! — подумала она. — Я не поддалась. Я наконец отстояла мои права. В следующий раз будет легче». Она вспомнила вялое воздействие манипулятора, принуждение, которое заставило ее раздеться. И даже тогда Рут ощущала уверенность в том, что придет время, когда она сможет сопротивляться манипулятору Келекселя вне зависимости от силы воздействия. У силы прибора должен иметься предел, а у ее растущей воли к сопротивлению пределов не было.
Ей хватало лишь подумать о том, что она видела на экране пантовива, чтобы усилить ядро сопротивления.
— Ты сердишься на меня, — сказал Келексель. — За что? Я потакал каждому твоему капризу.
Вместо ответа она повернулась к металлической паутине пантовива, щелкнула кнопками. Аппарат загудел.
«Как ловко она обращается со своей игрушкой, — подумал Келексель. — Она провела за ним больше времени, чем я подозревал. Такая натренированная уверенность! Но откуда у нее взялось время достичь такой уверенности? Она никогда раньше не включала его при мне. Я встречался с ней каждый период отдыха. Возможно, для смертных время движется с другой скоростью. Как долго по ее времени она была со мной? Четверть оборота их планеты, возможно, чуть больше».
Он задумался, что она чувствовала к растущему в ее теле отпрыску. Первобытные люди очень хорошо чувствуют свои тела, многое знают о них, не прибегая к помощи инструментов. Какие-то первобытные чувства, которые говорят с ними изнутри. Мог ли будущий отпрыск быть причиной ее гнева?
— Смотри, — сказала Рут.
Келексель сел, сконцентрировался на сияющем овале экрана пантовива, где оживали почти-люди Фраффина. Двигались фигуры, огромные дикие чемы. Келексель неожиданно вспомнил услышанный недавно комментарий относительно постановок Фраффина. Кто-то сказал, что они похожи на кукольный домик наоборот. Да, его создания всегда ухитрялись казаться эмоционально, равно как и физически, больше, чем жизнь.
— Это мои родственники, — сказала Рут. — Брат и сестра отца. Они приехали на суд. Это их комната в мотеле.
— В мотеле? — Келексель выскользнул из кровати, подошел и встал рядом.
— Временное жилище, — пояснила она, усаживаясь за управляющие рычаги.
Келексель оглядел экран. Он видел комнату, оклеенную выцветшими малиновыми обоями. Тощая, с соломенными волосами женщина в розовом платье сидела на краю кровати. Рука с набухшими венами прикладывала к глазам промокший платок. Она казалась выцветшей, как вся эта комната: тусклые глаза, обвисшие щеки. Формой головы и тела она напоминала Джо Мэрфи, отца Рут. Келексель подумал, не станет ли и Рут в один прекрасный день точно такой же. Глаза женщины выглядывали из глубоких глазниц под тонкими бровями.
Мужчина стоял к женщине лицом, так что зрители видели только его спину.
— Ну, Клаудия, — сказал мужчина, — нет никакого смысла…
— Я просто не могу не вспоминать, Грант, — сказала она. В ее голосе слышались рыдания.
Келексель сглотнул. Его тело, казалось, сливается в эмоциональном единении с этими созданиями. Ощущение было сверхъестественным — омерзительным и в то же время гипнотизирующим. Сенсоцепь пантовива проецировала бьющие через край эмоции женщины. Они опьяняли.
— Помню, однажды на ферме около Мариона, — сказала она. — Джо тогда было около трех лет, и той ночью мы сидели на крыльце после того, как проповедник зашел к нам на ужин. Па вслух размышлял, как ему удалось заполучить те двенадцать акров земли вниз по ручью.
