Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)
В комнате было тихо, царила внимательность без требований. Только настороженность из-за возможного ухода. Девушка сидела сложив руки, глаза ее были живы, а трубочист, по имени Выздоровление, прочищал все его поры, весь костный мозг, воспользовавшись расслабленностью тела. Тело отдыхало и росло, отдыхало и снова росло.
Потом девушка встала. Без разговоров, просто потому, что настало время, взяла свою сумочку и направилась к двери. Остановилась, ожидая. Он пошевелился, тоже встал и подошел к ней. Они вышли.
Медленно прошли по ровной местности, ухоженной, с подстриженной травой. В долине мальчишки играли в мяч. Двое постояли немного, наблюдая за игрой. Девушка разглядывала его лицо, и когда увидела, что на нем отражаются только движущиеся фигуры, без интереса, взяла за руку и повела дальше. Они нашли пруд с утками, вокруг прямые, усыпанные шлаком дорожки и много цветочных клумб. Девушка сорвала примулу и вставила ему в лацкан. Отыскали скамью. Перед ними мужчина толкал яркую раскрашенную чистую тележку. Девушка достала сосиски, бутылку с содовой и протянула ему. Он молча поел.
Они оба молчали.
Когда стемнело, девушка привела его назад в комнату. На полчаса оставила его одного и, вернувшись, застала сидящим на том же месте. Раскрыла пакеты и приготовила отбивные с салатом. А пока он ел, сварила еще кофе. После обеда он зевнул. Она сразу встала, сказала:
— Спокойной ночи! — И ушла. Он медленно повернулся и посмотрел на закрытую дверь. Немного погодя сказал:
— Спокойной ночи. — Разделся, лег и выключил свет.
На следующий день они поехали в автобусе и ели в ресторане.
Еще днем позже чуть задержались и сходили на концерт.
Потом был дождливый день, и они пошли в кино. Он смотрел молча, не улыбаясь, не хмурясь, не шевелясь. Музыка его не трогала.
— Твой кофе.
— Это в стирку.
— Идем.
— Спокойной ночи.
Вот и все, что она ему говорила. А в остальном наблюдала и ждала.
* * *Он проснулся в темноте. Он не знал, где находится. Но лицо было с ним, широколобое, плоское, с толстыми линзами очков и заостренным подбородком. Он без слов закричал, и лицо улыбнулось ему. И когда он понял, что лицо не в комнате, а в его сознании, оно исчезло… Нет, просто он знал, что его здесь нет. Ярость оттого, что лица нет, переполняла его; его мозг буквально плавился от гнева. «Да, но где он?» — спросил он себя и вслух ответил:
— Не знаю, не знаю, не знаю… — Голос его превратился в стон, он звучал все тише и тише и совсем смолк. Человек глубоко вздохнул, и что-то выскользнуло из него, выпало и распалось. Он заплакал. Кто-то взял его за руку, взял вторую руку, сжал его руки; это девушка; она услышала, она пришла. Он не один.
Не один… от этого он заплакал еще сильнее. Держал ее за руки, смотрел сквозь тьму на ее лицо, на ее волосы и плакал.
Она оставалась с ним, пока он не успокоился, и еще потом долго, и он все держал ее за руки. И выпустил, когда захотел спать. И тогда она укрыла его одеялом и вышла на цыпочках.
Утром он сидел на краю кровати и смотрел на пар от кофе, который постепенно рассеивался в солнечном свете. Когда девушка поставила перед ним яйца, он посмотрел на нее. Рот его дрогнул. Она стояла перед ним и ждала.
Наконец он спросил:
— А ты сама поела?
Что-то загорелось в ее глазах. Она покачала головой. Он посмотрел на тарелку, о чем-то думая. Наконец отодвинул еду от себя и встал.
— Поешь, — сказал он. — А я приготовлю еще. Она и раньше улыбалась, но он этого не замечал. Но теперь как будто тепло всех предыдущих улыбок перешло в эту. Девушка села и принялась есть. Он поджарил яйца — не так хорошо, как она, — и пока они готовились, он подумал о тосте, но тост подгорел, пока он ел яйца. Девушка не пыталась помочь ему, даже когда он тупо смотрел на маленький столик, хмурясь и почесывая подбородок. Со временем он понял, что ищет, вторую чашку. Она оказалась на туалетном столике. Он налил девушке свежего кофе, взял себе первую чашку, к которой она еще не притронулась, и она снова улыбнулась.
— Как тебя зовут? — впервые спросил он.
— Джейни Джерард.
— О.
Она внимательно посмотрела на него, потом потянулась к спинке кровати, на которой висела ее сумочка. Джейни открыла ее и достала кусок алюминиевой трубы, примерно в восемь дюймов длиной и овальной в разрезе. Но гибкой, сплетенной из множества тонких проводов. Девушка повернула его лежавшую рядом с чашкой руку ладонью вверх и вложила трубу.
Он, должно быть, видел трубу, потому что смотрел на чашку. Но не сжал пальцы. Выражение его лица не изменилось. Наконец он взял тост. Труба выпала, покатилась, докатилась до края стола и упала на пол. Мужчина намазал тост маслом.
После этой первой совместной еды что-то изменилось. Многое изменилось. Теперь он больше никогда не раздевался при ней и всегда замечал, когда она ест. Он начал сам платить по мелочам: за проезд в автобусе, за ланч Потом стал пропускать ее перед собой в дверь, брать ее за локоть, когда они переходили улицу. Он ходил с ней на рынок и нес покупки.
Он вспомнил свое имя, вспомнил даже, что «Гип» — уменьшительное от «Гиппократ». Однако не мог вспомнить, как получил такое имя или где родился и вообще что-нибудь о своем прошлом. Девушка его не торопила и ни о чем не спрашивала. Просто проводила с ним дни и ждала. И продолжала держать на виду кусок алюминиевой трубы.
Каждое утро труба оказывалась на столе с завтраком. Лежала в ванной рядом с зубной щеткой. Однажды он нашел ее в кармане пиджака, в том самом кармане, в котором регулярно появлялись деньги. На этот раз банкноты были заткнуты в трубу. Он вытащил деньги и выронил трубу, а Джейни подобрала ее. Однажды она положила трубу ему в ботинок, и когда он попытался надеть ботинок и не смог, труба выпала на пол, и он оставил ее лежать. Как будто она прозрачна или невидима для него; когда приходилось прикасаться к ней, например, чтобы достать деньги, он делал это неловко, невнимательно, избавлялся от трубы и, по-видимому, тут же забывал о ней. Джейни никогда о ней не упоминала. Просто незаметно подкладывала, снова и снова, терпеливая, как маятник.
Постепенно он начинал днем помнить, что было утром, что было вчера. Помнил скамью, на которой они обычно сидели, театр, в который ходили. Он даже сам вел девушку назад. Она постепенно переставала руководить им, и наконец он сам начал планировать их занятия.
Так как он не помнил прошлого, только дни, проведенные с нею, они превратились в дни открытий. У них случались пикники, они ездили в автобусе по городу. Нашли еще один театр, нашли пруд не только с утками, но и с лебедями.
