Владимир Балашов - Безбилетник
— Тогда я подозреваю, что вы давали мне записи не всех ваших бесед. И сегодняшний разговор с ним, как я понимаю, тоже не записан?
— Конечно, не записан! В конце концов, я не летописец и не следователь, а в первую очередь — лечащий врач! — всегда сдержанный профессор повысил голос. — У меня, извините за резкость, он не единственный пациент, и кроме того, у меня есть определённый круг обязанностей! Да и фиксировать каждое сказанное им слово просто не представляется возможным, даже учитывая пожелания КоБЗа, — уже более миролюбиво закончил он.
— Извините, профессор. Я не хотел вас обидеть. Может, он говорил что-нибудь из ряда вон выходящее — во время аварии, например? С кем из персонала я смог бы об этом поговорить?
— Я к вашим услугам, поскольку последние полчаса находился в буквальном смысле подле него. И сейчас, после завершения разговора с вами, снова буду пытаться с ним поговорить! Мне, знаете ли, очень не нравится то нервозное состояние, в котором Сэм в данный момент находится…
— Знаете, профессор, мне бы очень хотелось присутствовать при вашем с ним разговоре. Мне это просто необходимо, иначе я вынужден буду его арестовать, несмотря на все ваши возражения!
— За что же арестовывать? Ведь всё благополучно разрешилось, — возразил Йенсон.
— А где гарантия, что нечто подобное не повторится? В конце концов, была угроза жизни сотен людей…
— Ну что мне с вами делать? — профессор развёл руками. — В таком случае мне бы хотелось, чтобы вы вместе со мной всё и проанализировали. Как любил повторять один мой коллега: ум хорошо, а полтора — лучше! Кстати, попробуйте всё-таки мой новый напиток…
Быков покосился на нечто ядовито-фиолетовое, налитое в графин, — и отказался.
— Так вот, — продолжил Йенсон, — выкладываю всё, что мне за это время удалось выяснить. Потом, надеюсь, вы откровенно поделитесь со мной своими соображениями? Согласны?!
— Обещаю!
— Итак, Свифт утверждает, что он перенёсся из прошлого тысячелетия, точнее — из семнадцатого века. То, что он прекрасно знает упомянутое время и говорит на старом добром английском, у меня не вызывает ни малейшего сомнения! Причину своего перемещения он толком объяснить не может, да это и понятно: случись такое с вами или, не дай Бог, со мной — тоже были бы в полнейшей растерянности…
— Уж это точно! — согласился монитор.
— Далее, уже здесь, в нашем времени, он обнаружил в себе невероятную способность мгновенно перемещаться в пространстве и, возможно, даже во времени. Именно так он сначала попал на Альму, потом на Эшер, потом снова на Землю. Для такого перемещения ему всего-то и нужно, чтобы кто-то представил его во всех деталях в пункте, так сказать, назначения.
— Вы полагаете, что всё так просто?
— Ну и чтобы он сам в это же время думал о том человеке. Сэм утверждает, что заблаговременно чувствует этот момент перемещения! Достаточно уверенно примерно за полчаса-час. Кстати, он заявил это где-то… — Йенсон глянул на часы. — Где-то полчаса тому назад. Но, насколько я информирован, в данный момент он присутствует в своей комнате, так что видите сами…
Профессор развёл руками.
— Значит, всё-таки психическое заболевание?! — не то спросил, не то констатировал Быков.
Профессор опять неопределённо развёл руками.
— Это вы осторожничаете, или медицина бессильна в данном случае с постановкой диагноза? — задал явно провокационный вопрос монитор.
— Может, вам, как профессионалу, что-нибудь подскажет вот эта вещь? — сменил тему Йенсон и, открыв ящик стола, протянул монитору книгу. — Она была найдена в ящике с видеодисками, в бывшей комнате космолётчика Валерии Касас.
Быков глянул на обложку: «Жорж Блон. Флибустьерское море. Издана в Париже в 1969 г.»
— В ней сведенья о пиратах, — пояснил профессор. — В основном живших в средние века прошлого тысячелетия.
— Есть что-нибудь о Свифте? — заинтересовался монитор.
— Возможно, я не очень внимательно читал, но о нём конкретно ничего не нашёл.
— Хорошо, я проанализирую, — пообещал монитор. — А кто нанёс ему рану на голове, он так ничего и не говорил?
— Рану ему нанесла пистолетным выстрелом женщина, которую зовут Долорес. Как он сам выразился, «самая прекрасная женщина всех веков». Нет, нет, она осталась там! — уточнил профессор, заметив вопрос в глазах Быкова. — Кстати, вы, пожалуй, сами сможете с ним побеседовать на эту тему. Только, пожалуйста, недолго и в моём присутствии. А как только подам знак — тут же прекращайте все расспросы и уходите. Согласны?..
Быкову ничего другого не оставалось, как кивнуть головой, после чего они спустились на первый этаж, и Йенсон позвонил в комнату Свифта.
Дверь тут же открылась, словно тот стоял за ней и ждал их прихода. Внешний вид Сэма поразил не только Быкова, но, кажется, и самого профессора. Глаза его горели каким-то исходящим изнутри огнём, пальцы нервно теребили застёжки светло-голубого госпитального костюма.
— Мне нужен мой мундир… — были первые слова Свифта, обратившего жгучий и вместе с тем как будто бы ничего не видящий взгляд сначала на монитора, потом на профессора. — Она не должна увидеть меня в этой нелепой одежде! Это ужасно, но, похоже, я уже не успею переодеться…
— Как только устранят повреждения, вам его тут же принесут. Я распорядился, — заверил Йенсон.
— Я наконец-то возвращаюсь назад! Вы мне не верите, док?! Время исправляет свою ошибку! Человек, который хотел меня использовать, — погиб, женщина, которой я был интересен, — тоже. А сегодня едва не погибли вы, док, потому что хотели мне помочь… Само время словно бы отторгает меня!
Прервав свою сбивчивую тираду, Сэм сел в кресло, потом снова вскочил. Глаза его лихорадочно блестели, взгляд перескакивал с предмета на предмет.
Там, на пляже, он выглядел усталым и безвольным, а сейчас, несмотря на всю его нервозность, перед Быковым находился порывистый и сильный человек. Откуда было монитору знать, что снова отважный капитан корсаров стоял сейчас посреди госпитальной комнаты.
— Понимаете, она наконец вспомнила обо мне! — непонятно к кому обращаясь, снова заговорил Свифт. — Я чувствую это! И я так устал без неё. Если бы Долорес не вспомнила меня, я бы, наверное, скоро умер!
Глаза Сэма торопливо искали что-то на стенах комнаты, словно пытаясь обнаружить приоткрывающуюся дверь в прошлое.
— Прощайте! — заговорил он торопливо. — Теперь-то, док, и вы, монитор, убедитесь, что я говорил правду. И я никому в вашем времени не причинил намеренно вреда…
Последние слова были обращены, должно быть, к Быкову.
