Фрэнк Херберт - Зелёный мозг
— Они выставят вас из зала суда, если узнают, что вы говорили такое, — сказал Билдун.
— Нет. Они просто назначат меня прозектором на следующие десять или что-нибудь около того дел в их юрисдикции. Если прозектор, принимает дело и ему не удается вынести приговор, то вы знаете, что они его казнят.
— А если вы отклоните дело?
— Зависит от дела. Я могу получить приговор от одного до двадцати по некоторым из них.
— От одного до — вы имеете в виду стандартных лет?
— Я не имею в виду минуты, — прорычал Маккай.
— Ну, тоща зачем мы все это говорим?
— Я хочу, чтобы вы позволили мне сломать этого лидера феллюмов.
— Сломать его? Как?
— Вы хоть представляете, как важна для Паленки тайна руки?
— Некоторое представление. А что?
— Некоторое представление, — пробормотал Маккай. — когда-то в первобытные времена Паленкисы заставляли преступников съедать их руки, а затем запрещали отращивать новую руку. Равносильно потере лица, но даже еще более великая травма, сродни чему-то глубокому и эмоциональному для Паленкисов.
— Вы же несерьезно предлагаете…
— Конечно, нет.
Билдун вздрогнул.
— У вас, людей, все-таки кровожадные натуры. Иногда, мне кажется, мы не понимаем вас.
— Где этот Паленки? — спросил Маккай.
— Что вы собираетесь делать?
— Допросить его! А вы что подумали?
— После того, что вы только что сказали, не был уверен.
— Ну, полноте, Билдун. Эй, вы! — Маккай жестом показал на лейтенанта охраны, Рива. — Приведите сюда Паленки.
Охранник посмотрел на Билдуна.
— Делайте то, что вам сказали, — сказал Билдун.
Охранник сделал неопределенный жест конечностью, но повернулся и вышел из комнаты, дав знак половине команды следовать за ним.
Через десять минут в офис Билдуна ввели руководителя феллюма Паленкисов. Маккай узнал змеевидный рисунок на щитке Паленки, кивнул себе: «Все правильно, феллюм Корабельной песни.» Теперь, когда он увидел его, он сделал идентификацию сам.
Многочисленные ноги Паленки затормозили, и он встал перед Маккаем. Лицо черепахи повернулось к нему в позе ожидания.
— Вы действительно заставите меня съесть руку? — спросил он.
Маккай осуждающе посмотрел на лейтенанта Рива.
— Он спросил меня, что вы за человек, — объяснил Рив.
— Я рад, что вы дали такое точное описание, — сказал Маккай. Он взглянул в лицо Паленки:
— А вы что думаете?
— Я думаю, невозможно, сэр Маккай. Сенсы давно уже не позволяют такие варварства.
Рот черепахи произносил слова безо всяких эмоций, но рука, свисающая справа от макушки головы, сжималась жестом неопределенности.
— Я могу сделать что-нибудь похуже, — сказал Маккай.
— Что похуже? — спросил Паленки.
— Посмотрим… Ну! Вы можете поручиться за каждого члена вашего феллюма, вы это, кажется, утверждаете?
— Правильно.
— Вы лжете, — сказал Маккай бесстрастным голосом.
— Нет!
— Как название вашего феллюма? — спросил Маккай.
— Я могу сказать это только братьям феллюма.
— Или Говачину? — сказал Маккай.
— Вы не Говачин.
Тоном бесстрастного брюзжания Говачин Маккай начал описывать вероятную неприглядную родословную, дурные привычки, возможные наказания за такое поведение. Он закончил речь выкриком идентификации Говачин, уникальным эмоциональным словосочетанием, с помощью которого он должен был удостоверить свою личность перед судом Говачина.
Наконец, Паленки сказал:
— Вы человек, которого они допустили к юридическому месту. Я слышал о вас.
— Как название вашего феллюма? — потребовал Маккай.
— Меня называют Байрдч из Анка, — сказал Паленки, и в голосе его чувствовалась сдержанность.
— Ну, Байрдч из Анка, вы лжец.
— Нет!
Рука сжалась.
В поведении Паленки чувствовался сейчас ужас. Это были те признаки ужаса, которые Маккай научился распознавать, имея дело с Говачинами. Он теперь знал привилегированное имя Паленки, он мог требовать его руку.
— Вы совершили тяжкое преступление, за которое полагается смертная казнь, — сказал Маккай.
— Нет! Нет! Нет! — запротестовал Паленки.
— То, что другие сенсы в этой комнате не знают, — сказал Маккай, — это то, что братья феллюма делают генную хирургическую операцию, чтобы закрепить рисунок индивидуума на их щитках. Опознавательные знаки врастают в панцирь. Разве это не так?
Паленки молчал.
— Это правда, — сказал Маккай. Он заметил, что охранники собрались вокруг них плотным кольцом, заинтересованные этой беседой.
— Вы! — сказал Маккай, резко указав на лейтенанта Рива. — Заставьте ваших людей встать наизготовку!
— Наизготовку?
— Они должны следить за каждым углом в этой комнате, — сказал Маккай. — Вы хотите, чтобы Абнетт убила нашего свидетеля?
Обескураженный лейтенант повернулся и стал выкрикивать приказания своей команде, но охранники уже задвигались, приступив к тщательному наблюдению за комнатой. Лейтенант Рив гневно потряс своей конечностью и замолчал.
Маккай обратил свое внимание на Паленки.
— А сейчас, Байрдч из Анка, я собираюсь задать вам несколько особых вопросов. Я уже знаю ответы на некоторые из них. Если я вас поймаю хоть на одной лжи, я буду вынужден прибегнуть к варварству. На кон здесь поставлено слишком многое. Вы понимаете меня?
— Сэр, я не могу поверить, что…
— Кого из своих товарищей феллюма вы продали в рабство Млисс Абнетт? — потребовал Маккай.
— Рабство — это высшая мера наказания, — выдохнул Паленки.
— Я уже сказал вам, что вам вменяется в вину серьезнейшее нарушение, карающееся смертной казнью, — сказал Маккай. — Отвечайте на вопрос.
— Вы просите меня осудить самого себя?
— Сколько она вам платит? — спросил Маккай.
— Кто, что мне платит?
— Сколько вам платит Абнетт?
— За что?
— За ваших товарищей из феллюма.
— Каких товарищей из феллюма?
— Это и есть вопрос, — сказал Маккай. — Я хочу знать, сколько вы продали, сколько вам заплатили, и где Абнетт взяла их.
— Вы это серьезно?
— Я записываю наш разговор, — сказал Маккай. — Я собираюсь скоро созвать Объединенный Совет Феллюмов, продемонстрировать им запись и предложить им решить вашу судьбу.
— Они посмеются над вами! Какие доказательства могли бы вы…
— Я имею ваш собственный виноватый голос, — сказал Маккай. — Мы проведем анализ кодера всего, что вы здесь сказали, и вручим эту запись вашему совету.
— Кодер голоса? Что это такое?
— Это прибор, который анализирует самые тонкие нюансы интонации голоса, чтобы определить, какие утверждения правдивы, а какие ложные.
