Николай Томан - В созвездии трапеции
— Да вы просто не совсем нормальная, Машенька! — пытается шутить Холопов. — Любая другая девушка просто с ума бы сошла от счастья, а вы…
— Пусть другие и сходят, а я делать этого не собираюсь, зло говорит Маша. — Тем более с вашей помощью.
И она раздраженно бросает трубку на рычажки телефонного аппарата.
"А что он, в конце концов, может сделать нам теперь? успокаивает она себя. — Кто ему поверит, если он и поднимет тревогу?.."
Но ей так и не удается успокоиться. Предчувствие, неизбежной беды не оставляет ее весь день.
Ровно в семь часов в цирке гаснет свет. Зрительный зал замирает в ожидании какого-то чуда. Приглушенно звучит примитивная мелодия шарманки. Ее имитирует оркестр. На гигантском экране купола цирка — панорама старинного русского городка. По одной из его улиц лениво шагает шарманщик с маленьким осликом, на спине которого навьючен скудный, скарбСледом за ним понуро бредут юноша и девушка в рваных трико.
Улица, постепенно расширяясь, ведет их к многолюдной ярмарочной площади.
На экране теперь провинциальная ярмарка. Шум многочисленной толпы, крикливые голоса продавцов, смех, песни, залихватские трели гармошки. И снова все заглушает шарманка…
На неосвещенный манеж падает первое тусклое пятно света. Постепенно светлея, оно как бы прорисовывает фигуру того самого шарманщика, которого мы только что видели на экране. Рядом с ним ослик и юные гимнасты. Они снимают с ослика дырявый, выгоревший на солнце коврик и без особого рвения расстилают его в центре манежа. Начинается нехитрое акробатическое представление. Шарманка лениво выводит тягучую, унылую мелодию…
Но вот появляется хорошо одетый мужчина, в котором легко угадывается антрепренер. Энергично жестикулируя, он говорит что-то шарманщику, кивая на гимнастов. Шарманщик делает знак молодым людям. Унылая мелодия сменяется старинным вальсом. И акробаты сразу же преображаются. Они увлеченно делают передние и задние сальто-мортале, флик-фляки, рондады и фордершпрунги. На лице антрепренера появляется довольная улыбка. Он показывает шарманщику пачку денег. Они хлопают друг друга по рукам, и новый хозяин уводит молодых гимнастов.
Снова гаснет свет. Торжественно и старомодно звучит оркестр. На куполе цирка возникает изображение какогото губернского города. На центральной площади его большая афиша:
ЦИРК МОДЕРН
ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ
СМЕРТНЫЙ АТТРАКЦИОН
СЮИСАЙД-АЭРОС
"КТО ОН? ГЕНИЙ ИЛИ БЕЗУМЕЦ?"
На экранах теперь внутренняя панорама цирка с точкой съемки из центра манежа. Партер, амфитеатр, ложи. В ложах генералы. В партере офицеры, чиновники и купечество. Пышно одетые дамы.
Стереофонический шум многоголосой аудитории.
Вспыхивают несколько прожекторов, освещая манеж. Зрительный зал подлинного цирка все ещев темноте. Создается впечатление, что представление будет идти не для него, а для той публики, что на экранах. Из динамиков слышатся их приглушенные голоса.
На манеж выходит человек во фраке. Торжественно объявляет:
— Сюисайд-Аэрос!
И те, кто на экранах, мгновенно замирают. Видны лишь их настороженные лица, предвкушающие захватывающее зрелище.
В оркестре зловеще звучит "Танго смерти".
Прожектора торопливо покидают ковер манежа и устремляются вверх. Там под самым куполом на крошечном мостике стоит человек в черном трико. Лицо его ярко освещено, и зрители узнают в нем юношу, который выступал на ярмарке. От его мостика к манежу идут наклоненные скаты-желоба, обрываясь и образуя в нескольких местах пустое пространство.
Гимнаст-самоубийца" подает сигнал белым платком, и музыка сразу же смолкает. Сюисайд-Аэрос, будто прощаясь с кем-то, целует платок и бросает его на манеж. Один из прожекторов сопровождает его падение.
У самой арены луч выхватывает из темноты фигуру уже знакомой нам девушки, спутницы бродячего гимнаста. Девушка ловит платок и прячет его у себя на груди…
Гимнаст-самоубийца, на черном трико которого отчетливо виден теперь нарисованный светящейся краской скелет, нарочито медленно приближается к обрывистому скату. То нагибаясь, то снова выпрямляясь, он, кажется, никак не может решиться на этот роковой прыжок. И вдруг с какой-то театральной отчаянностью бросается в покатый желоб.
Затаившая дыхание публика на экране и в зрительном зале громко ахает… А гимнаст с вытянутыми вперед руками стремительно несется по страшному тракту, сопровождаемый жутким завыванием оркестра. Кажется, что еще несколько мгновений, и он разобьется насмерть… Но у самого манежа он делает изящный пирует и благополучно опускается на ноги;
К нему бросается девушка. Порывисто целует его и возвращает платок.
Гул аплодисментов зрительного зала сливается с ревом публики на экране. А на манеж уже выскакивают «белые» и «рыжие» клоуны в старомодных костюмах, музыкальные эксцентрики, дрессированные собачки. Их сменяют умопомрачительные «шари-вари» акробатов. А следом за ними мчатся лихие наездники в форме гусаров.
И все это в самом бешеном темпе одновременно мелькает на манеже и на экранах купола цирка.
Затем постепенно все меркнет, погружается во мглу. На экранах теперь темное, грозовое, зловещее небо. Сквозь гул оркестра все громче слышатся раскаты грома. Ослепительные молнии полосуют кинематографический небосвод.
Из тьмы на куполе цирка медленно проступает силуэт «Авроры». Он все светлеет, становится четче, обретает плоть. Его орудия приходят в движение.
Могучий залп и такой ощутимый шум полета снарядов, что в зрительном зале все невольно пригибают головы.
А на экранах уже идет штурм Зимнего. Солдаты распахивают ажурные дворцовые ворота. В грохоте оркестра различимы теперь мелодии «Марсельезы» и «Интернационала». Бешено мечутся багровые лучи прожекторов. В их свете мелькают панически бегущие фигуры офицеров, чиновников, купцов…
Сквозь музыку слышится все нарастающий стереофонический цокот множества копыт. А по огромному экрану купола цирка несется сплошная лавина красной конницы. С развевающимися знаменами врываются и на манеж всадники в буденовках. Грозно сверкают в багровых лучах прожекторов обнаженные клинки.
Бег коней по манежу все нарастает: уже немыслимо сосчитать, сколько их здесь. Они мчатся с такой бешеной скоростью, в таком неудержимом порыве, что, кажется, составляют одно целое с той конницей, которой заполнен теперь весь экран купола цирка.
Никто уже не может сидеть спокойно. Пожилые зрители, пережившие революцию и гражданскую войну, вскакивают со своих мест. Кто-то, уловив в грохочущем оркестре мелодии маршей и песен тех лет, пытается петь. Бывшие фронтовики до боли в пальцах стискивают подлокотники своих кресел.
![Николай Томан - В созвездии трапеции [сборник]](/uploads/posts/books/75268/75268.jpg)
