Георгий Гуревич - Подземная непогода
Елена почему-то испугалась, когда опасность уже миновала. Перед землетрясением она энергично распоряжалась, в воде судорожно боролась за жизнь. Но сейчас возможная гибель представлялась ей во всех вариантах. Она вздрагивала от ужаса и ожесточенно твердила: "
Уеду! Во что бы то ни стало уеду!"
Солнце уже давно зашло, на этот раз окончательно. Небо затянуло тучами. И вслед за короткими сумерками к костру подступила тьма, угольно-черная, первобытная, непроглядная. Беззвездное небо, океан и скалы - все превратилось в черную стену. Из тьмы доносился глухой и грозный шум прибоя. Порывами налетал сырой ветер, крутил едкий дым. Казалось, на свете не осталось ничего, кроме тьмы и костра, у которого ютились последние уцелевшие на земле люди. Елена чувствовала себя несчастной, одинокой, заброшенной.
Но вот ветер принес какой-то новый звук, непохожий на гул волн. Елена пристальнее вгляделась в темноту и увидела две звездочки - красную и зеленую. Звук приближался, звездочки - вместе с ним.
Потом от тьмы отделилось ревущее, грузное, тоже темное тело. Над костром повис вертолет.
Еще через несколько минут из вертолета высадились люди. Летчик поддерживал пассажира, у которого была забинтована голова. На повязке проступали ржавые пятна. Человек этот был бледен и, видимо, чувствовал себя плохо, но не потерял своей порывистой подвижности.
- Здравствуйте! - сказал он, протягивая руки к огню. - Хороший костер у вас. Ваша фамилия Кравченко, кажется? Будем знакомы. Я начальник штаба Яковлев. Ну, как у вас, все живы, здоровы?
- Еле живы... спаслись чудом, - ответила Елена с некоторым раздражением. Ей показалось, что вопрос Яковлева прозвучал почти шутливо. - Дом обвалился, документы утонули, дрова подмочены, есть нечего, - продолжала она, как бы упрекая Яковлева.
- Чем ближе к очагу, тем хуже, - сказал Яковлев серьезно. - Эфир переполнен воплями о помощи. Страшнее всего за границей. На Таналашке настоящая катастрофа: смыты в море рыбацкие поселки и бараки законтрактованных рабочих. Правители-то спаслись - они на всякий случай поверили нам и уехали, но о рабочих и не подумали. Представляете себе, что бывает, когда крыши неожиданно валятся на голову? Разрушено много зданий, повсюду пожары. Там короткое замыкание, там - опрокинутая лампа или треснувшая печь... В порту волна смыла маяк, склады... А один пароход вынесло на берег и посадило на крышу гостиницы. Как его будут снимать теперь, неизвестно. Погибли тысячи людей, многие тысячи... И еще погибнут. Еды нет, медикаментов нет, электричества нет. Мы посылаем им помощь. Два судна уже вышли в море.
Елена почему-то успокоилась, слушая о чужих несчастьях. Возможно, Яковлев, подметив ее настроение, нарочно рассказал все это.
- Нет, у нас все живы. Мы все-таки ждали, готовились, вовремя ушли... сказала Елена.
- Продукты есть на вертолете. Если нужно, поделимся. Чего не хватает, требуйте по радио, вам доставят. Детей я могу захватить с собой... Но взрослым придется потерпеть. Глубинная станция нам нужнее, чем когда-либо, - сказал Яковлев.
Елена почувствовала себя виноватой.
- Рация не в порядке, - начала оправдываться она, - все равно нельзя передать цифры. Но у вас на вертолете есть же связь. Я сейчас установлю аппарат, подождите...
- Ничего, не волнуйтесь. Вы не одна, товарищ Кравченко, сейчас работают глубинометристы по всей Камчатке, и оба судна уже в море - "Аян" и "Алдан". Только на "Аяне" несчастье: глубинометрист пострадал, некому вести съемку... Яковлев сделал выразительную паузу и закончил: - Поэтому я прилетел. Надо доставить вас на "Аян".
Кого доставить? Ее? Сейчас, ночью, в мокром платье? Лететь на пароход, где уже пострадал один глубинометрист? Пересаживаться с вертолета на маленькое суденышко, пляшущее в волнах? Снова рисковать, снова испытывать судьбу? Нет, с нее хватит!
- Не могу! - сказала Елена. - Я чуть не утонула. Я еле жива, я простужена. Мало ли глубинометристов на Камчатке? Почему меня?..
- Вертолет летит медленно, - ответил Яковлев. - На Камчатку и обратно это лишних четыре часа. На Вулканстрое пятьдесят тысяч рабочих и десять тысяч машин. Все они стоят, ожидая прогноза: будет ли повторное землетрясение или нет? Люди живут в палатках, мы им запретили возвращаться в дома. Рыбаки не выходят в море, лесорубы не валят лес, горняки не спускаются в шахты, школьники не учатся, врачи отложили операции. Покой, здоровье и работа людей зависят от вас, товарищ Кравченко.
- Нет, я не поеду! Я не могу. У меня нет сил. Я спаслась чудом... повторяла Елена.
Она знала, что Яковлев мог бы приказать, но он, не повышая голоса, говорил о рыбаках, школьниках и больных.
Но Елена не слушала. Мысли ее унеслись далеко. Воображение ярко нарисовало будущее.
С нее хватит! Она натерпелась! Здесь не место женщине. Она уедет. Куда угодно? В Хабаровск, к аспиранту? Конечно, теперь он уже не назовет ее удивительной женщиной. С работой будет трудно... Хорошей рекомендации она не получит: она утопила документацию, отказалась лететь с Яковлевым, удрала со службы. Выбирать не придется, лишь бы приняли куда-нибудь. Опять, как в Москве, читать чужие отчеты и укладывать их в архив. Книгу об океане она уже не напишет. Мнение Е.Кравченко цитировать больше не будут. И когда Витька вырастет, ему нечем будет гордиться перед товарищами. Он не сможет рассказывать о своей замечательной маме... Но все равно, она воспитает его как следует, смелым и честным. Она объяснит ему, каким надо быть. А что, если он спросит: "А ты, мама, всегда была смелой и честной?"
- Так что же мы теряем время? - сказала Елена. - Я готова. Аппараты на "Аяне" целы или захватить свой?
9
Чтобы понять, как велик океан, нужно лететь над ним ночью.
Сверху волн не видно. Океан - темная равнина, и над этой равниной, тарахтя, мчится вертолет. Вертолет не скоростная машина, но километра два-три за минуту он покрывает. И вот минута бежит за минутой, минуты складываются в часы, а под колесами все та же плоская равнина, нет ей ни конца ни краю. И на этой равнине летчику нужно разыскать суденышко - пляшущую на волнах щепку. Пусть известны координаты, пусть горят сигнальные огни, пусть работают радиопеленгаторы. Радио утверждает, что самолет уже на месте, где-то поблизости от судна, а внизу - непроглядная тьма и нет ни искорки. Может быть, радио ошибается? Очень возможно. В воздухе разряды, ночь грозовая, передача то и дело замирает.
Прижимаясь лбом к стеклу, Елена глядела во тьму. Вертолет летел совсем низко. Под его колесами колыхались зыбкие бархатно-черные горы воды с разводами пены. Гребни их тянулись к вертолету, вот-вот захлестнут колеса. А за гребнями появлялись подвижные изменчивые долины. Казалось, океан открывал тысячи ртов и каждый из них хотел проглотить вертолет.