Тед Деккер - Тьма
Танис опешил. Он пожал плечами и развел руки ладонями кверху.
— И ты это мне говоришь! Да есть ли вообще человек, более поднаторевший в Высоком Чувстве, чем я? Поищи — не найдешь! Я спасаю, как Элион спасает. Если мне нужно оружие против черных летучек, то какие это может вызвать сомнения? В чем я не прав, спрашивается?
— Ни в чем. И во всем. Ты, конечно, верный последователь Элиона. Я ни на секунду не усомнюсь в этом, Танис, ни на секунду.
Глаза Таниса засверкали. Он воздел к небу сжатый кулак и выкрикнул:
— Элион, о, Элион! Никогда не отвращу я от тебя любви своей! К груди твоей припаду, сердцем твоим стану! Всегда с тобой! Всегда!
В глазах Микала появились слезы. Такой реакции от сдержанного руша Том никак не ожидал.
Танис принялся нервно вышагивать взад-вперед.
— История, история для Элиона. Вдохновение накатило, вдохновение. Я должен рассказать о моей любви, о Высоком Чувстве, о спасении всего и всех. Спасибо, спасибо, Микал. Спасибо вам обоим! — Он повернулся к Тому. — Мы еще побеседуем, мой юный ученик. Готов ли ты завоевать красу ненаглядную?
Этот вопрос вскружил Тому голову. Он вспомнил о Рашели.
— Да, да… Думаю, что готов. Все возвращается, возвращается… Только слишком медленно.
— Отлично, отлично, мальчик мой! — Танис гулко хлопнул его по спине. — Чудесно. Помни, он выбирает!
Том кивнул.
— Выбирает, понял.
— Он преследует!
Пауза. Надо повторить.
— Он преследует.
— Он спасает!
— Он спасает.
— Он ухаживает!
— Он ухаживает.
— Он защищает!
— Он защищает.
— Дарами осыпает!
— Этого не было.
Танис взмахнул кулаком.
— Он дарами осыпает! Мне нравится, я включу это в мою оду, которую сочиню сейчас.
Том взмахнул кулаком, подражая Танису.
— Он дарами осыпает!
— И ты тоже!
— И ты тоже.
— Нет, ты скажи: «И я тоже».
— И я тоже.
— Все, я уже ушел. Сочинять, сочинять и сочинять. — Танис махнул рукой обоим. — До Сбора. — Он понесся прочь, но через несколько шагов обернулся. — Сказать ей, что ты ждешь?
— Кому?
— Красе твоей. Рашели. Рашель, парень!
Прямо сейчас? Что-то он еще нетвердо усвоил технику завоевания красавицы. Но в данный момент, получив озвученную Микалом заповедь, следовало согласиться.
— Конечно! — с энтузиазмом выпалил Том.
— Ха-ха! — И Танис понесся дальше.
Микал поглядел ему вслед.
— Чудесно, великолепно, потрясающе!
— Ты, кажется, никак не можешь составить о нем единого мнения, — скептически произнес Том.
— Он человек. Я не могу не восхищаться каждым человеком.
— Да-да, конечно, — поспешно, однако с некоторым сомнением в голосе согласился Том.
Танис уже казался маленькой фигуркой, бегущей по главной улице деревни, вероятно, на ходу распространяя новость о том, что лихой посетитель из дальних краев сейчас на холме готовится ухаживать, преследовать и завоевывать свою красу ненаглядную Рашель.
Микал отвернулся от долины.
— Высокое Чувство. Сбор. Иногда я готов на все, лишь бы стать одним из вас, быть причастным ко всему этому. — Он отпрыгнул на несколько ярдов и тоскливо уставился в сторону горизонта. — Иногда тяжко становится. Трудно просто сидеть и наблюдать.
Вот так! И попробуй поспорить с Микалом по поводу его отношения к истории, по поводу его решимости удержать ее от людей.
Краешком глаза Томас заметил фигуру, быстро приближающуюся со стороны деревни. Сердце его подпрыгнуло в груди. Рашель! Лица не видно, но знакомое платье развевается в ритме знакомой походки. Она направлялась к выходу из деревни, как ребенок, спешащий к тележке мороженщика.
Значит, Танис сказал ей…
Том ощутил панику. Во что он ввязался? И в каком темпе! Он и дня еще не пробыл в деревне. Они тут все, похоже, помешаны на любви. Естественно, большой и чистой, и без всякого разбивания сердец.
Сие означало, что он, Том, тоже полон любви. Сторицею воздастся! Так и повелось.
Приблизившись к арке, Рашель замедлила шаг и, зачем-то сворачивая то вправо, то влево, направилась вверх по склону. Трудно представить, что кто-то так жаждет встречи с ним, общения с ним. Неужто он столь привлекателен? Тоже мне, нашли красавца!
— Микал! — Он кашлянул. — Микал!
Руш глядел вниз, покачиваясь от нетерпения.
— Микал, ты бы мне помог, что ли…
— И лишил бы песню слов? Нет, Томас, она в твоем сердце, завоевывай ее.
— Я… Я не знаю как. Забыл!
— Ничего ты не забыл. Есть вещи, которые не забываются.
— Она сюда идет! — Том заметался. — Я не знаю, чего она ждет от меня.
— Ага, нервничаешь! Это хорошо, это добрый признак.
— Правда?
— Конечно! Это выдает твои чувства.
Том остановился, уставился на Микала. Действительно, почему он так психует? Потому, вероятно, что боится опозориться, хочет произвести выгодное впечатление на поднимающуюся к нему по склону женщину.
Но от того, что он это осознал, легче не стало. Наоборот, стало только хуже.
— Подскажи хоть, где мне стоять. Здесь ждать?
— Танис не сказал? Хорошо. — Микал поднял крыло и повел Тома вверх, к лесу. — Не из опыта, а из наблюдений… А видел я немало… Лучше ждать среди деревьев. — Он повел крылом. — Таинственность, интрига… Это завлекает. Вы это любите. Ага, она уже близко. Я удаляюсь…
Микал подпрыгнул, взлетел — и пропал.
— Микал, куда… — крикнул Том вослед. Разочарованно махнул рукой и повернулся в сторону Рашели. Она поднималась по склону прогулочным шагом, заложив руки за спину, глядя по сторонам, увлеченная, по всей видимости, исключительно природой и погодой. Он пригнулся, хотя и понимал, что она заметила его, и понесся вверх.
Пожалуй, он углубился слишком далеко в чащу. Это толстенное янтарное дерево слишком хорошо его скрыло. А вдруг она проскочит мимо, не заметит его? Зачем он, собственно, прятался? Красу он спасает или в прятки играет?
Но не мог же он торчать столбом в чистом поле, сложив руки на груди в позе могучего воина! Хотя Танис бы, пожалуй, так и сделал. Может, и ему стоило бы так поступить?
Том высунул голову из-за древесного ствола.
Рашели нигде не видно. Лишь деревья пестреют. Красные, синие, янтарные… Птицы летают, поют, чирикают. Легкий ветерок разносит по лесу ароматы цветов.
Но Рашель словно испарилась.
Он выскочил из-за дерева, опасаясь, что окончательно ее потерял. Позвать? Нет, это лишнее… Надо ее избрать, то есть искать и найти, а не орать, как испуганный, растерянный, заблудившийся в лесу пацан. И хотя он признавал, что отчасти его беспокойство объяснялось практическим подходом к процедуре любовного воздыхательства, он вовсе не был к ней равнодушен. Даже наоборот.
