Станислав Михайлов - Эра воды
Что же. Теперь, оставив позади спутники Юпитера, я на Марсе. Черт его поймет, на каком: в другом времени, пространстве или в моей больной голове, а сам я — в медблоке. Но как бы ни было, здесь Марс, в небе которого, отдаленная на пару сотен миллионов километров, зеленоватым драгоценным камнем сияет Земля. Планета, с которой я смог примириться, только покинув ее. Лишь основательно промывшись ганимедийским дождем. Третья и единственная по-настоящему населенная планета Солнечной системы.
Дом.
С трудом отведя взгляд от Земли, я решил пройтись и поискать обещанную еду, пока совсем не стемнело. Не успел сделать и десяти шагов, как под ногами дрогнуло, и плита размером с меня начала плавно опускаться, открывая проход в недра холма. Я присвистнул. Недооценил своего виртуального компаньона. Может, и найдется один-другой консервированный гамбургер или не слишком заплесневевший сэндвич в этом погребке…
Боком, чтобы не оступиться, я вошел в темноту, и она приняла меня, гостеприимно распахнув объятья. За спиной бесшумно поднялся люк. Но, как ни странно, мрак начал отступать. Это, медленно набирая силу, засветились шарики, вмонтированные по периметру комнаты на уровне груди. Они давали оранжевый свет, от которого шершавый песчанник стен казался присыпанным кирпичной пудрой.
Я обыскал все помещение, но нигде не было и намека на продукты. Зато в дальнем углу, реагируя, видимо, на движение, распахнулись каменные створки, и пред мои докторские очи предстал аппарат, отдаленно напоминающий закрытые сани, в которых до сих пор катаются по крутым откосам лихие земные мальчишки.
Вот те на…
Что за штука и зачем она туточки?
Немного посидев и помозговав, я понял, что ничего не понимаю. Возможно, это от голода. Даже подающих большие надежды ученых и героев-спасателей надо кормить. Хотя бы иногда.
В общем, подвиги и упражнения для ума на сегодня закончились. Есть пища или нет, искать ее — нет сил. Выбрав место поровнее, я улегся прямо на камень, оказавшийся на удивление теплым. Что-то пористое, что ли… «Нечто вроде пемзы», — определил я на ощупь и уснул.
Проснулся страшно голодным. Шарики продолжали светиться как ни в чем не бывало. Сколько проспал — непонятно.
«Надави между ними. Между светильниками. На стену».
Ну, наконец-то появился мой мучитель!
Я послушно выполнил указания и стена раздвинулась, открыв неглубокую нишу. В ней стояли шесть продолговатых сосудов, отдаленно напоминающих бутылки, абсолютно одинаковых, каждый высотой сантиметров двадцать. Ни пробок, ни крантиков, никаких внешних признаков, что оттуда можно что-то добыть. А меж тем я был уверен, что в них — пища. Иначе где же она?!
«В них. Еда в них. Возьми снизу. Поверни верх. Не так. Верни назад. Верхнюю часть поверни. Пей. Потом садись в ктар. Транспорт. Выйдешь у моря, плыви к острову. Плавучий остров. Тебя встретят».
Я повернул крышку — действительно, она легко снялась — и начал пить. Жидкость оказалась солоноватой, густой, с сильным запахом чего-то цветочного. Она чрезвычайно быстро восстанавливала силы. Памятуя о том, что мой советчик часто забывает важные вещи, я прихватил две бутылки с собой, уложив их рядом на сиденье. В подлокотниках нашлись углубления. Я вставил в них руки, и машина двинулась с места, набирая скорость. Прошло секунд пятнадцать, и вот уже лечу в глубокой темноте неизвестно куда. В темноте и тишине, лишь посвистывает встречный воздушный поток.
«Магнитная подвеска, что ли?» — Мой вопрос остался без ответа.
Около получаса я несся куда-то как слепой пингвин, получивший солидного пинка. Падения и полеты в условиях нулевой видимости… Когда же привыкну и научусь относиться к ним философски?
Но вот в конце тоннеля замаячил свет, движение замедлилось. Уже совсем неспешно выкатил мой механизм из узкого хода и мягко ткнулся носом в стену. Фонарей не было, однако на потолке бликовали солнечные зайчики. Запахло морем, откуда-то доносился едва слышимый плеск волн.
Я вылез из аппарата (как его там, «ктар»?) и оказался по щиколотку в воде. Вот уж не ожидал. Обогнув темный выступ скалы, понял, в чем дело. Свет шел снизу. Я находился в пещере, или, скорее, в глубоком гроте, выход из которого — под водой.
Ясное дело, снаружи царило солнце, его лучи отражались от мелкого дна и освещали пещеру. Хорошенько продышавшись, чтобы провентилировать легкие, я нырнул, прогреб метров десять и всплыл, щурясь от яркого света, посереди миниатюрной лагуны, узким проливом соединенной с открытым морем.
Что-то он такое говорил, мой навязчивый внутренний голос… Мне нужно плыть в море? Плавучий остров?
Я вышел на берег, прогулялся вдоль полосы прибоя, пошатался туда-сюда, даже взобрался на обрыв, чтобы заглянуть подальше. Нет там никаких островов. Но, возможно, это какой-то плот… Он же сказал: «плавучий»…
В конце концов, тело не мое, а его. Наверное, хозяин позаботится о нем и не обречет на верную смерть.
Чувствовал я себя превосходно, день только начинался.
Да и разве был у меня другой план? И я решился плыть к этому загадочному и невидимому острову, махнув рукой на бутылки с питательной жидкостью, так заботливо припасенные мною и забытые в подводном гроте.
* * *Нерешительно ступая по гладким камням, я погрузился в воду. Недавняя буря подняла и основательно взбултыхала ил. Глубина начиналась сразу же: дно уходило резко вниз, теряясь в мутной зеленоватой воде. Я даже не мог быть увереным, что это то же самое море — подземная тележка летела с порядочной скоростью и могла увезти меня куда угодно.
«Ловись рыбка в мутной воде, только, чур, меня ловить не надо!», — взрогнул я, вспомнив о тварях морских и почувствовав под ногами полную неопределенность первобытной бездны.
Ну вот, привык думать об иллюзиях как о живой реальности. Меж тем помню ведь твердо: камень и лед, пыль и обнаженные скалы, розоватое или густо-фиолетовое небо, истыканное пронзительно холодными блестками звезд — такова настоящая правда о Красной Планете, не тот морок, что вижу сейчас. Настоящая правда — она в памяти, вокруг — обман, галлюцинация.
Или, напротив, память — обман? Вдруг я никогда не был Полом Джефферсоном, и нет никакой Земли? Настоящую правду можно понюхать, пощупать… Она может тебя сожрать, наконец, если задумчиво чесать репу вместо того, чтобы двигаться быстро-быстро!
Мысль подхлестнула, и я замолотил руками как в соревнованиях на короткой воде, но вскоре остыл — нужно экономить силы. Неспешным размашистым кроллем я поплыл вдаль, прочь от утреннего солнца. Поднимаясь и опускаясь вместе с пологими валами, изрезаннымии сверкающей рябью, час за часом одиноким тунцом рассекал я безмятежные просторы. Синхронно с дыханием степенного моря наполнял воздухом тренированные легкие и возвращал его в атмосферу. Это тело умело плавать лучше меня, похоже, не впервой ему наматывать километры в марафонских заплывах.
Монотонность движения, ритм взмахов и вдохов.
Иногда я останавливался, чтобы оглядеться, но видел все то же неизменное море. Море и небо, лишь изредка разнообразившее пейзаж белесым рваным облачком. Несколько раз подо мною мелькали водоросли. Наверное, мель. Если они, конечно, не поднимаются к поверхности от самого дна. В сущности, мне очень мало известно о марсианских морях, и еще меньше — об их нутре — мрачной, лишенной света пучине, где таятся… Нет, лучше не думать.
«Если они не мерещатся», — привычно поправился я. — «Вот если бы можно было понять, какая реальность всамделишная: та, из памяти, или эта…»
«Обе реальны», — откликнулся вдруг воскресший собеседник. — «Обе существуют. В разное время, одновременно».
Его голос мигом сбил философскую дымку с моего разума — практика волновала меня куда больше, чем абстрактные материи. Практика и полный океан соленой воды.
«Долго плыть-то?»
«Ты поймешь».
«А мимо не проплыву? Мало ли…»
«Нет».
«А что мне там делать-то?»
В ответ — тишина.
Мерно качалось море. Блестели ленивые бока волн.
Вот и поговорили.
Еще через пару часов накопилась заметная усталость.
Отдыхая на спине и меняя стиль, я упорно греб от солнца, а оно еще более упорно догоняло меня и, миновав зенит, постепенно начало опережать. Уже не только уверенность, но и сама надежда найти треклятый плавучий остров покинула меня. Сколько ни вглядывался в горизонт — ничего. Ни тучки даже, не говоря уже о земле.
Прошло изрядно времени, прежде чем вдалеке странно сверкнуло.
Я приподнялся над гребнем волны и сощурил глаза: определенно, в той стороне что-то было. Длинная поблескивающая полоса пресекала мой путь. Косяк сельди? Шутник вы, мистер. Вся селедка осталась в Атлантике, в двухстах миллионах километров отсюда.
Выпрыгнув повыше, я обнаружил, что поверхность моря сияет до самого горизонта, едва заметно подрагивая.