Вадим Охотников - Дороги вглубь
Огромная вереница машин на гусеничном ходу, преодолев сыпучий песок, пересекла пустыню. Среди механизмов разнообразной конструкции выделялся один, большой и причудливой формы. Это был сверхскоростной шахтный бур инженера Трубнина.
Весть об исчезновении подземной лодки всколыхнула всю страну. Сотни заводов, научно-исследовательских институтов, все, кто считал, что может хоть в малейшей степени помочь разыскать лодку, слали аппаратуру, инструменты или просто добрые советы. Каждые два-три часа на ближайшем аэродроме садились самолеты. Они привозили аппаратуру и людей, которые должны были управлять этой аппаратурой.
Семенова встретила инженера Трубнина, только что прибывшего в лагерь, следующими словами:
— Вот видите, как получилось… Вашему буру предстоит спасать людей, находящихся под землей.
— Я вас не понимаю, — осторожно ответил Трубнин.
— Не скромничайте! Машина, построенная на основании многолетнего опыта, будет спасать машину, сконструированную в результате творческого порыва, созданную впервые. Разве вы забыли наш первоначальный спор?
— Вы тогда склоняли меня к «романтическому» взгляду на технику. А теперь вы считаете, что ошибались? — холодно спросил Трубнин:
— Может быть, подземная машина… — Зоя Владимировна остановилась и начала внимательно наблюдать за своим собеседником. — Может быть, подземная машина действительно родилась преждевременно? Я имею в виду отсутствие многолетнего опыта конструирования подземной машины.
— Не понимаю вас, — сухо сказал Трубнин. — Неисправности возможны в любой, даже самой совершенной машине!
— При современном уровне техники всякие неисправности, влекущие за собой человеческие жертвы, непростительны… Шахтный бур может спасти людей, находящихся в подземной лодке, но он не спасет теперь идеи подземной лодки от некоторого недоверия к ней… Вы меня, надеюсь, понимаете?
— Дорогая Зоя Владимировна, — возбужденно заговорил Трубнин. — Вы учили меня любить природу… Я, кажется, полюбил ее. Вы учили меня видеть в творчестве инженера искусство… Я, кажется, научился и этому. Но вы ничего не говорили о том, что надо помогать товарищу, когда у него не ладится с работой… Этому меня научил Крымов своими поступками. Вы помните, когда при испытании испортился шахтный бур… Пусть подземная лодка будет извлечена из-под земли в совершенно изуродованном виде. Пусть тысячи авторитетных комиссий заявляют, что идея подземной лодки ошибочна. Я стану рядом с Крымовым и буду отстаивать его идею! Вместе с ним буду бороться за ее полное осуществление!
Семенова внимательно посмотрела на говорившего. Она увидела, каким лихорадочным блеском горят его глаза. Увидела впервые за многие годы своего знакомства. Увидела и поняла, что инженер говорит от души.
По бесконечному песчаному полю, чуть освещенному луной, двигались люди. Вооруженные лопатами, они шли, увязая в песке, чтобы зарыть геофоны чувствительные электрические уши. Каждый прибор нужно поставить как можно дальше от соседнего — это обеспечит наибольшую точность при определении местонахождения подземной машины.
Быстро ставили походные палатки. В одной из них, еще не совсем готовой, монтировалась сложная аппаратура для подслушивания подземных шумов.
К этой палатке, разматывая большие черные катушки, люди тянули электрические провода. В другой устанавливалась радиоаппаратура. Из палатки несся голос Бати.
— Скорей, товарищи! — говорил он, орудуя разводным ключом. — Передатчик отстает. Глядите, приемник почти готов… Что у вас там с передатчиком?
Убедившись, что сборка приемника подходит к концу, Батя отправился помогать людям, собирающим передатчик.
В это время радист-слухач, только что надевший наушники и принявшийся подкручивать ручки настройки, неожиданно сделал резкое движение, призывающее к тишине.
Все замерли.
— Слышу позывные! — радостно закричал радист.
Все бросились к нему.
— Опять позывные! Это лодка! Лодка, товарищи!
— Скорее, друзья, собирайте передатчик… — заволновался Батя. — Надо же им ответить! Скорее!
Через десять минут сборка передатчика была закончена. Послышался гул умформеров, и на распределительном щите вспыхнули сигнальные лампочки. А еще через полминуты под землю полетели мощные радиосигналы, говорившие о том, что лодка услышана, что земля ждет от нее ответных сигналов.
Но все было напрасно. Лодка не отвечала.
Пробираться к самой высокой точке подземелья, в котором очутились путешественники, с каждой минутой становилось все труднее. Приходилось карабкаться через груды камней и пересекать глубокие овраги.
Первым заметил отсутствие собаки профессор Толмазов.
— Костя! Где Джульбарс? — спросил он, остановившись, чтобы передохнуть.
Как нарочно, откуда-то издалека раздался собачий лай.
— Почему его нет с нами?
Костя принялся звать собаку.
— Может быть, мы ее нечаянно закрыли в машине и она не может оттуда выбраться? — сделал предположение профессор.
— Нет. Люк остался открытым… Непонятно, почему ее нет…
О действительной причине отсутствия Джульбарса никто, конечно, не мог догадаться. Дело в том, что как только люди покинули подземную машину, из наушников радиоприемника, по рассеянности не выключенных Костей, послышался звук морзянки. Это случилось именно в тот момент, когда на поверхности только что запустили передатчик.
Но в кабине уже никого не было.
Звук морзянки привлек внимание собаки. Она уселась на задние лапы и стала прислушиваться к слабым звукам, доносившимся из наушников. Затем, когда на поверхности перешли на телефонную передачу и из наушников послышался слегка дребезжащий голос, Джульбарс принялся лаять. Искаженный человеческий голос его раздражал.
— Я считаю, что собаке, спасшей нас и предупреждавшей о грозящей гибели, следует помочь выбраться из лодки, в которой она, видимо, застряла, проговорил профессор. — Вернемся, товарищи?
— Я схожу один, — сказал Костя.
Преодолевая овраги и камни, он шел к покинутой машине, чтобы выручить своего четвероногого друга.
Вот и лодка. Костя быстро взобрался по лестнице и заглянул в люк. К его удивлению, ничто не мешало собаке покинуть машину. Она сидела и радостно виляла хвостом при виде своего хозяина.
Из наушников уже не было слышно сигналов.
Костя позвал Джульбарса и тронулся в обратный путь, не подозревая о причине, заставившей лаять собаку.
Наконец достигнуто самое высокое место подземелья. Взявшись за кирки, путешественники принялись пробивать себе путь на поверхность земли.
Глава шестая
Много необъяснимых шорохов можно услышать в земле, если к ней прислушаться при помощи чувствительных электрических приборов — геофонов. Но то, что услышали звукометристы спасательной экспедиции, как только им удалось наладить аппаратуру, было в высшей степени странным.
Из-под земли слышалась музыка.
В палатке царила гробовая тишина. Звукометрическая аппаратура, снабженная несколькими наушниками, позволяла слушать одновременно нескольким человекам.
— Музыка! — воскликнул директор. — Что это значит?
— Ничего не понимаю… — откликнулся Батя. — Откуда? В земле… под пустыней, и вдруг — музыка?
Весть о необыкновенном сигнале из-под земли быстро разнеслась по лагерю. Люди начали собираться возле звукометрической палатки.
— Пение слышится из-под земли, — раздался чей-то голос.
— Не пение, а музыка, — поправил сосед.
Из палатки высунул голову конструктор Катушкин.
— Тише, — проговорил он шепотом. — Не топчитесь… Ваши даже самые легкие движения создают впечатление, будто рядом ходят слоны! Надо же, товарищи, считаться с чувствительностью аппаратуры!
— Тут какая-то ошибка, — сказал шепотом директор Бате. — Возможно, что новые геофоны настолько чувствительны…
— Да, но какая может быть музыка поблизости. Тут пустыня! — не снимая наушников, также шепотом ответил Батя.
— Неужели бурить в том месте, откуда слышится музыка? — растерянно спросил Горшков.
— Да, надо бурить… — подтвердил Батя.
— Это не дело! — не унимался Пантелеймон Евсеевич. — Шум буровой машины заглушит все и не даст возможности услышать шум лодки…
В это время почти одновременно заговорило несколько человек, сидевших с наушниками у аппаратуры.
— Лает собака! Слышу лай! Собака лает!
— Что же это такое, товарищи? — сказал удивленно директор. — Откуда под землей собака?
Словно буря, в палатку ворвалась Наташа.
— Это они! Это Костя! — закричала она задыхаясь.
— То есть, позвольте… — сердито пробормотал Горшков. — Почему Костя? Или вы думаете, что Костя…
