Александр Колосов - Злые сумерки невозможного мира
— Это делается так, Тёма, — объяснил, удовлетворенно прищелкнув пальцами. — Мальчишка ты еще. Талантливый, ушлый, но зеленый пока. Ты думаешь, я не вижу, что у тебя в черепушке шевелится? «Не забуду!» Надо же, какая глубина, какой подтекст… Хемингуэй! Времени у меня нет с твоим миллиардером возиться. Зато у тебя, как у шибко принципиального, его хоть отбавляй. Вот и побегай, разомни суставчики, — он больно ткнул Артёма пальцем прямо в солнечное сплетение, — может, поменьше умничать станешь. Запиши адрес.
4
Иван Петрович, фамилия которого существенной роли в повествовании не играет, проживал в одном из дореволюционных купеческих особняков красного кирпича, с маленькими арочными оконцами. В темном и тесном дворе машина развернулась впритирку, водила оглянулся на маячивших бритоголовых туземцев и на всякий случай потянулся за монтировкой.
— Если начнут разбойничать, — беспечно сказал Артём, выходя из машины, — сигналь. Я им без ломика все кости переломаю.
В прихожей его встретил сухощавый старик с заметной и в его немалые годы военной выправкой и аккуратной щеточкой седых усов. Поредевшие пегие пряди волос старательно уложены в «политический зачес». Ногти на высохших, потемневших руках тщательно обработаны пилкой. Если бы не последнее, Артём немедленно причислил бы его к категории служак-педантов. Ухоженные руки же определенно означали, что перед ним представитель старинного, ныне забытого, да и в прошлом не больно-то многочисленного сословия потомственных интеллигентов.
— Что вам угодно, молодой человек? — спросил он, безбоязненно впустив незнакомца в квартиру.
— Я от Эдуарда Трофимыча, — сказал Артём. — Нужна консультация.
— Прошу, — старик посторонился, пропуская гостя в небольшую, заметно вытянутую комнату, заставленную старинной мебелью.
На стенах, оклеенных зеленоватыми обоями, было развешено с полдюжины очень недурных пейзажей конца прошлого века в затейливых, потемневших от времени рамах. В красном углу — портрет необычайно красивой девушки на фоне дачного ландшафта.
— Жена, — пояснил Иван Петрович, перехватив оценивающий взгляд посетителя.
— Вам повезло, — вздохнул тот.
— Да, — просто подтвердил хозяин. — К сожалению, ненадолго. Питер, зима сорок второго.
— Простите, — сказал Артём.
— Не за что. Присаживайтесь. Вам чай или кофе?
— Благодарю, но времени в обрез. Во дворе меня ожидает нервный извозчик, опасающийся ваших соседей.
— Здесь не шалят, — сказал старик. — Я, знаете ли, пятьдесят два года прослужил в следственном отделе.
— Боятся?
— Принимают в расчет. Так что у вас ко мне?
Артём рассказал, обрисовал суть проблемы.
— Понятно, — кивнул Иван Петрович, внимательно выслушав юного коллегу. — Вам нужно обратиться к Володе Сицкому.
— А это кто?
— Старый оккультист, промышлявший этим занятием в те годы, когда нынешние «гуру» читали популярные лекции по научному атеизму. Очень любопытный товарищ. Его опыты подтверждаются практически на все сто. У меня было похожее дело, но группа крови пропавшей женщины совпала с группой крови одного из гостей, которому, кстати, разбили нос на той вечеринке. Пропавшая и разбила. Как выяснилось в дальнейшем, она разыграла всю эту историю, чтобы насолить своему любовнику — хозяину квартиры, ветренному юнцу. Пакостное дело; извращенная психика сбившихся в компанию недоумков изрядно запутала ситуацию. Ощущение было такое, будто в помойке копался.
Пришлось обратиться к Володе. Он по фотографии определяет состояние здоровья оригинала. Якобы исчезнувшая девица оказалась живой и здоровой. Володя даже подсказал район, в котором она обреталась в ожидании дальнейшего развития событий. Остальное, как говорится, дело техники.
— Спасибо, понял, — сказал Артём. — Где мне найти вашего знакомца? И в какую сумму вы оцениваете свою консультацию?
— Я на пенсии, — спокойно ответил старый следователь. — Заметьте — на пенсии, в отставке. Я профессию не менял, в Шерлоки Холмсы не нанимался. Если жизнь человеку спасете, считайте, что и со мной разочлись.
Артём кивнул, показывая, что понимает, но счел необходимым уточнить ситуацию:
— Человек, о котором идет речь, весьма богат и согласен оплатить услуги, оказанные ему. Условия оговорены, так что ничего незаконного в этом нет.
— Наиболее существенным моментом я считаю его невиновность. — На ухоженном лице старика не дрогнула ни единая жилочка. — Богат ли он или нищ — не суть важно. Мне платят за то, чтобы я помогал людям бесплатно. Улавливаете?
— Но вы в отставке…
— С помесячной пенсией, — настойчиво повторил Иван Петрович. — А значит — не вполне свободен. Вы на службе взятки не брали?
— Нет, — сказал Артём.
— Ну и я не беру, — улыбнулся старик, подходя к черному от времени секретеру. Артём ни грамма не сомневался в том, что в недрах этого древнего сооружения благополучно хранятся не только интересующий его адрес, но и многие другие бесценные документы.
— Вот, — сказал Иван Петрович, протягивая Артёму аккуратно надписанный бумажный квадратик, — прошу вас.
— Благодарю, — Артём наскоро пробежал взглядом по тексту и поднял глаза. — Иван Петрович, у вас наследники есть?
— Кто? — удивился старик, и по тону, каким это было произнесено, Артём понял все. Нет у него никого. Жена умерла слишком рано, и он запомнил ее такой же юной красавицей, какой потерял. И не сумел найти ту, которая смогла бы затмить в памяти восхитительный образ, закрепленный старым холстом.
— Послушайте, Иван Петрович, — сказал Артём, чувствуя труднопереносимое жжение в глазах, — я знаю, как жестока нынешняя жизнь. Будь я богачом, вроде моего клиента, я бы предложил вам более солидную сумму… Хотите честную сделку?
— На предмет чего?
— Вы старый заслуженный ас, но ваш архив распылят по ветру, если не найдется преемник. Я обещаю вам сделать все от меня зависящее, чтобы выцарапать Евдокимова из-под «вышки». А когда я сделаю это и получу награду, что вы скажете насчет тысячи долларов за содержимое вашего секретера? Нет, я не претендую на изъятие. Отпишите мне его в завещании.
Старый ас внимательно и придирчиво разглядывал настырного «благодетеля»; он тоже видел его насквозь и размышлял совсем не над тем, что за человек сидит напротив. Дело было совершенно в другом: на чашах внутренних весов одинокого, всеми заброшенного пенсионера причудливо балансировали духовная независимость, столь ценимая его изношенным сердцем, и желание быть полезным грядущему миру.
