Борис Фрадкин - Потенциал разряда
Козицкий тяжело поднялся на ноги, шаркая по полу, прошелся по комнате.
- Да будет тебе известно, Санкин, - донеслось до Глеба от дальнего окна комнаты, - что лет четырнадцать тому назад я совершил открытие: я высчитал, что вода с изотопом водорода "4" способна совершить полное обновление организма. Нужно только точно сорок кубиков. Сорок, и ни каплей меньше. Все недуги прочь, жизнь начнется сызнова. Нет, не сызнова, она продолжится. - Козицкий обошел стол, прошаркал обратно к дивану. Он смотрел себе под ноги и, казалось, разговаривал сам с собой. - Возвращенная молодость, извечная мечта человечества! Я смог бы подняться на такие вершины, о которых и мечтать не смею. И всего лишь сорок кубиков изотопной воды... Ты знаешь, Санкин, что такое молодость? Нет, этого знать тебе не дано. Вот когда доживешь до моих лет, тогда поймешь старика Козицкого в полной мере.
Он снова опустился на диван.
- Но в лаборатории появился ты, Санкин, и выпил все мои сорок кубиков.
Доцент неожиданно хлопнул себя по коленям и расхохотался. Глеб впервые видел его хохочущим. Неприглядное зрелище! Глаза его запали и потускнели, а приоткрытый рот походил на разинутый клюв хищной птицы.
- Но это же нечестно, Максим Арсеньевич! - вскипел Глеб. - Сделать открытие и хранить его для себя одного. Какой же вы ученый? Да вы эгоист. Биологи, которые к вам приходили, просили воду для общего дела. И вы им не дали ни капли. Как же вам не стыдно?
Козицкий сразу перестал хохотать. В его глазах, устремленных на лаборанта, теперь не было столь оскорбляющей того снисходительности и равнодушия. Доцент смотрел теперь на Глеба с явным уважением.
- Сегодня мне впервые стало стыдно, Санкин, - признался он. - И в том твоя заслуга. Не понимаешь? Ну и ладно... А биологи, что биологи. Они стали бы проводить бесконечные испытания воды на лягушках, кроликах, крысах. Разве для того мы одиннадцать лет накапливали изотопы? Впрочем, что ты смыслишь в изотопах...
- Больше, чем вы думаете! - закричал Глеб и вскочил на ноги. - Это вы не давали мне настоящей работы, - он сжал кулаки. - А я... я мог бы смоделировать воздействие изотопной воды на митохондрии на ЭВМ. Я чувствую, что мог бы! Но и теперь я знаю, что мне делать. Я стану объектом изучения для биологов. Со мной вон какие чудеса происходят! Я же стал живым генератором высокого напряжения. Тут для науки на сто лет работы. И я... я тоже буду работать. С биологами! Но только не с вами. Я сию же минуту отправлюсь к биологам.
Козицкий шагнул к Глебу. Они оказались почти лицом к лицу.
- Ты не успеешь дойти до биологов, Санкин, - сказал Козицкий, уперевшись пальцем в грудь Глеба. - Выпив изотопную воду, ты подписал себе смертный приговор. Жить тебе, Санкин, осталось всего ничего.
- Какой... какой еще приговор? - заранее обмирая, пробормотал Глеб. - Чего вы еще такое придумали, Максим Арсеньевич?
- Увы, брат, это жестокая правда.
Козицкий помолчал, испытующе вглядываясь в Глеба.
- Изотопная вода, которую ты изволил с такой легкостью выпить, коварнейшее вещество. Попав в дряхлые клетки, она повышает энергоемкость митохондрии и тем возрождает жизнедеятельность клеток, делает их снова молодыми. Но оказавшись в клетках молодого организма, - палец Козицкого с силой надавил на грудь Глеба, угодив между лацканами пиджака, - изотопная вода примется наполнять энергией и без того до отказа наполненные ею митохондрии. Тебе же известно, что произойдет с конденсатором, если его подключить на сверхрасчетное напряжение, - Козицкий сделал шаг назад, кашлянул в кулак. Все сегодняшнее утро я переводил на язык математики твои предстоящие взаимоотношения с выпитой водой. И получилось, Санкин, что жить тебе после последнего глотка восемь часов и семнадцать минут. Секунды, разумеется, не в счет. Но пять часов уже минуло, вот ведь какое дело.
И Козицкий, потершись щекой о свое плечо, снова уставился на Глеба своими выкаченными глазами. И эти глаза были лучшим доказательством того, что каждое слово, сказанное доцентом, - правда.
Еще три часа жизни?
Как, всего три часа? А потом?
Да нет, это просто невозможно!
- Единственное, чем я могу утешить тебя, - будто смакуя слова приговора, продолжал Козицкий, - смерть твоя будет легкой и молниеносной. Ты вспыхнешь электрическим пламенем. Пшик - и нет тебя. Только вот бы не наделать пожара в квартире, - доцент озабоченно оглядел уставленную мебелью квартиру, - но... это уже твоя забота.
Козицкий сочувствующе вздохнул, отошел к окну. Потом снова возвратился к Глебу.
- А впрочем, - вкрадчиво произнес он, - у тебя есть шанс остаться в живых. И тебе как инженеру-электронику следовало бы самому догадаться. А, Санкин? Проще простого.
Глеб с ненавистью взглянул в выкаченные глаза доцента. Ему виделось в них все то же настороженное любопытство, заглядывание в самую душу. Все это расценивалось Глебом, как желание садиста насладиться предсмертными муками своей жертвы. Тем не менее смысл последних слов дошел до сознания Глеба.
- Разряд!!! - ахнул Глеб.
- Похвально, - Козицкий удовлетворенно наклонил голову. Но не разряд на обычное заземление. Это также чревато для тебя гибелью. Нужен особый потенциал разряда - разряд на органическую материю, на живые клетки, на митохондрии.
- Как это понять?
- Ну, скажем, пойти и снова поздороваться с соседом. Только уже не отпускать его руки, пока... Ты понял меня?
Глеба передернуло.
- Вы с ума сошли? Я же убью его!
- Да, пожалуй, - бесстрастно согласился доцент. - Но никто ни в чем не упрекнет тебя. Ты оправдаешься своим неведением. Первому электрическому монстру все простят. Я же буду молчать, можешь положиться на меня.
По лицу Глеба пошли красные пятна.
- И как только у вас язык поворачивается...
- Стало быть, такой вариант отпадает. Ну что ж, имеется еще один, - понизив голос, доверительно произнес Козицкий. Вот тебе моя рука, сожми только ее покрепче - у старческой кожи электрическое сопротивление побольше - да и делу конец. Ведь я для тебя самый неприятный человек на свете. А моя жизнь так и так уже ломаного гроша не стоит. Ну же, Санкин!
И рука Козицкого потянулась к руке Глеба. Глеб рванулся в сторону, опрокинулся вместе со стулом, опрокинул стол, ударился об его угол головой, но не почувствовал боли. Очутившись на другой стороне комнаты, он закричал:
- Да ну вас к черту, на самом деле! Чего вам от меня нужно? - и, отдышавшись, исподлобья глядя на доцента, взмолился: - Шли бы вы, Максим Арсеньевич, по своим делам, а я уж как-нибудь и без вашей помощи разберусь. Уходите, прошу вас!
Козицкий одобрительно качнул головой, губы его дрогнули в улыбке.
- Прости меня, Глеб, за неуместные шутки, - он впервые назвал Санкина по имени. - Забудь все, что я предлагал сейчас тебе. Конечно же, такое не для тебя. Но посоветую тебе немедленно обзавестись резиновыми перчатками, не то кого-нибудь из друзей на тот свет отправишь. Слышишь ли, что говорю?
