Борис Фрадкин - Потенциал разряда
Инженер-электроник Глеб Санкин не мог не догадаться, что за оказия происходит в квартире. Он пятился от телевизора обратно к дверям, и с каждым его шагом тускнели полосы, уступая место изображению.
Да, сомнений быть не могло: источником помех и для телевизора и для телефонного аппарата является он сам, а сделала его источником электрических помех выпитая им изотопная вода. Вот какая получается история.
Глеб услышал частое потюкивание собственного сердца, почувствовал озноб совсем такой же, какой был у него однажды, когда он схватил воспаление легких.
Изотопная вода в действии. Она действует и ее объект он, Глеб Санкин.
Он смежил глаза, и тут же перед ним возник плакат на стене лаборатории - большая салатная клякса, в которой плавали буро-коричневые перезревшие "огурцы"-митохондрии.
- Митохондрии! - произнес Глеб вслух, и не узнал собственного голоса.
В его ушах прозвучали голоса биологов и голос Козицкого во время одной из встреч в лаборатории. Как они ожесточенно спорили, обсуждая механизм воздействия изотопной воды на клетку! А Глеб слушал спорщиков и ловил себя на том, что многие словесные выпады легко перевести на язык математики. Ах, как хотелось ему каждый раз вмешаться, изложить все на бумаге аккуратными строчками уравнений! Да разве бы Козицкий позволил ему?
А теперь все это происходило в его теле. В нем шел реальный процесс взаимодействия изотопной воды и митохондрий клеток. Желает того Козицкий или не желает, а он, Глеб, превратился в главного участника уникального эксперимента.
Глеб не заметил, как очутился на кухне и принялся ходить в узком пространстве вдоль стола и газовой плиты. Здесь, в привычной тесноте, ему думалось свободнее, чем в просторной комнате.
Собственная значимость и обрадовала и перепугала его. Обрадовала, ибо теперь биологам невольно предстоит выслушивать Глеба. Перепугала, поскольку он никогда еще не проявлял самостоятельности, выполняя только указания Козицкого.
Глеб взглянул на часы: начало девятого. К биологам идти еще рано. У него есть время подготовиться к этой встрече, благо рядом нет Козицкого.
У него не было под рукой приборов, с помощью которых можно было бы определить напряженность созданного .его телом электрического поля. Но на одной лестничной клетке с Санкиными жил Миша Юркин, молодой врач со "Скорой помощи" и страстный радиолюбитель-коротковолновик.
Миша оказался дома. Он был в одной майке, туго обтягивающей его богатырскую грудь, в пижамных штанах и тапочках на босу ногу.
- А! - обрадовался он Глебу. - Проходь, проходь! Покажу, с кем я нынче ночью связь установил. На другом континенте обитается, бизнесмен, вроде.
Глеб принял протянутую руку. В то же мгновение Миша, весивший никак не меньше девяноста килограммов, был отброшен невидимой силой в глубь своей квартиры. С глухим криком он опрокинулся на спину, с трудом повернулся на бок и попытался встать.
Глеб было собрался броситься ему на помощь, но чья-то рука легла на его плечо.
- Оставайся на месте, Санкин!
Да, это опять был Козицкий. Отстранив Глеба, он помог Мише подняться с пола.
- Могло быть хуже, - посочувствовал он. - Подите, выпейте воды.
- Что за дурацкие шутки, Глебка... - Миша с укоризной поглядел на Глеба. - Ведь это же тысячи полторы вольт.
- Да уж не меньше, - подтвердил Козицкий. - Но вы должны извинить своего друга, он сделал это по неведению. Впрочем, он все делает по неведению, - и, повернувшись к Глебу, сказал: - Я приехал за тобой, Санкин. Иди оденься, я жду тебя в машине.
Козицкий, нахохлившийся, как старый воробей, сидел за баранкой "Запорожца", старенького и изрядно обшарпанного, чем-то под стать своему хозяину.
- Садись, - Козицкий приоткрыл Глебу дверцу.
Глеб протиснулся на заднее сидение, забился в угол. Козицкий повернул ключ зажигания. Вместо деловитого урчания стартера послышалось его слабенькое всхлипывание. Мотор не запустился.
Козицкий чертыхнулся. Верный своей нервной натуре, ожесточенно, раз за разом, завертел ключом. Но всхлипывания стартера становились все слабее.
- Максим Арсеньевич, - подал голос Глеб, - так и это наверное из-за меня.
Доцент, не оборачиваясь, помолчал, осмысливая слова Глеба.
- Вылазь!
Глеб выбрался из машины, отошел подальше. И услышал, как тотчас же заработал двигатель. Убедившись, что с мотором все в порядке, Козицкий выключил зажигание и вылез вслед за Глебом.
- Ты дома один?
- Один...
- Хорошо, идем к тебе, потолкуем.
Не оглядываясь на лаборанта, Козицкий поднялся по лестнице. В прихожей, не ожидая приглашения, повесил свою волчью доху, лохматую шапку, шарф. Прошел в комнату, по-хозяйски расселся на диване, кивком головы указал Глебу на стул напротив дивана.
- Ах ты, дурень, дурень, - выкаченными глазами он уставился на лаборанта. - Ведь изотопную воду я готовил для себя. Слышишь ли? Для себя! А ты взял и вылакал ее, как блудливый кот оставленную без присмотра сметану.
- Но ведь я же хотел как лучше! - зло вырвалось у Глеба. - Вы бы все равно ничего не успели сделать, чтобы спасти воду.
- С чего ты взял?
- То есть как это с чего взял? От вас слышал.
- Когда же я это говорил тебе?
- Ну, допустим, не мне...
- Биологам да, говорил. Биологи постоянно канючили у меня изотопную воду для своих экспериментов. Выпрашивали хотя бы пару кубиков, хотя бы полкубика... хотя бы каплю. Но мне были нужны все сорок кубиков. Сорок - и ни каплей меньше.
- Значит, не пятнадцать-двадцать минут? - растерялся Глеб.
- Это время потери свойств одной каплей. Одной каплей, Санкин! Надо было слушать как следует. А для сорока кубиков полная потеря свойств потребует восемьдесят три часа. Теперь прикинь: напряжение отключили всего на два часа. Значит, для восстановления нужного количества до сорока кубиков мне потребовалось бы еще месяца три с небольшим. Месяца три, Санкин, а не одиннадцать лет. Я был почти у цели. Я держал ее, как жар-птицу за крыло. А ты... ты все погубил.
- У... у какой... цели? - упавшим голосом спросил Глеб.
Козицкий уставился в лицо лаборанта своими выкаченными глазами, словно пытался прочесть его потаенные мысли.
- Теперь я могу рассказать тебе, - он помолчал, все приглядываясь к Глебу. - Теперь-то могу... Видишь ли, я копил изотопную воду, чтобы возвратить себе молодость. Да, да, ты не ослышался, Санкин, молодость...
- С минуту Глеб переваривал услышанное, - оно показалось ему уж очень нереальным.
- Вижу, до тебя не дошло, - Козицкий удовлетворенно качнул головой. - Ну, лет-то мне сколько? Будто не знаешь? Все на кафедре любят о моих годах посудачить, а ты, значит, в неведении? Без малого восемьдесят мне, Санкин, вот какое дело. Начальство уже давненько намекает, что пора бы и честь знать, передать лабораторию кому помоложе. А я и сам чувствую - пора! Бессонница донимает, сердечко пошаливает, память уже не та... Но как уйти? Я же к исследованиям воды намертво прикипел. Оторвать меня от них, значит, убить.
