Eldar Morgot - Хроника моффской войны
— Гениально! — солдат так и сиял. — Ведь чем раньше выключишь свет, тем раньше ложишься в постель. Ну и… Вы меня понимаете?
Де Билл мрачно кивнул и, не попрощавшись с любезным солдатом, вернулся в комнату, где и продрожал до самого утра. Когда принесли завтрак, дипломат подозрительно спросил у фигуры неопределённого пола, закутанной в длинные одежды, что это за еда на подносе.
— Жареная курица без ножек и грудинки, — тонким голосом ответила фигура.
— Почему же без ножек и грудинки?
— Потому что эти части нечисты и негоже их есть. Можно запятнаться.
Кажется, фигура являлась женщиной, хотя и была укутана не хуже рабочего в антирадиационном костюме на ядерном реакторе. Даже на руках у неё были надеты перчатки. Фигура пожелала "господину посланнику" приятного аппетита и вышла, похожая на ходячий балахон с руками.
Несчастный г-н де Билл позавтракал удивительной курицей, состоявшей лишь из ребрышек и шейки, с трудом заставил себя выпить чашку отвратительного кофе и пребывал в очень дурном настроении, когда явился солдат в красном мундире и сообщил, что послан препроводить г-на посла под очи Юстиниана Неожиданного. При этом солдат в порыве религиозного рвения ударил себя кулаком по лбу. Вскоре де Билл уже шагал по великолепному коридору дворца-резиденции диктатора планеты Стан. Причём на каждый квадратный метр дворца, как показалось де Биллу, приходилось никак не меньше трёх солдат зверски ответственного вида.
— Как спалось, г-н де Билл? — приветствовал гостя Юстиниан. Диктатор восседал на огромном троне, держа в одной руке жезл, а в другой — большую морковку, время от времени откусывая и смачно жуя.
— Спасибо, отлично, — изобразил сердечную благодарность де Билл. — Здесь прекрасный воздух.
— Не правда ли? — подхватил Юстиниан, откусывая гигантский кусок. — Хотите морковку?
— Нет, спасибо.
— Не любите?
— Нет, почему же, люблю.
— Тогда почему отказываетесь?
— Я плотно позавтракал.
— Ну ладно, — Юстиниан махнул рукой. — Начнем, пожалуй, переговоры… Как там Совет Свободных Планет?
— Спасибо, — сдержанно ответил де Билл, — с Советом всё в порядке.
— Ах, — воскликнул Юстиниан, — если бы вы знали, с каким уважением я отношусь к работе Совета, с каким интересом читаю все эти безусловно злободневные Резолюции… А вы их читаете?
— Естественно, — процедил де Билл.
— А еще я люблю всякие там анекдоты про Совет. Знаете хоть один?
— Нет, — покачал головой де Билл.
— Хотите, расскажу?
Де Билл молчал.
— Молчите, значит, вам интересно! — засмеялся Юстиниан. — Ну так слушайте: однажды Совет Свободных Планет собрался для того, чтобы выпустить резолюцию, в которой говорилось, что дважды два — четыре, а не какая-нибудь там другая цифра. И знаете, что произошло? Нет? — Юстиниан подмигнул де Биллу. — А случилось вот что: Резолюция не была принята!
— Почему же? — не выдержал де Билл. — Разве дважды два не четыре?
— Почему? Ха-ха, гениально! Потому что один из членов Совета наложил на постановление ВЕТО. Таким образом, дважды два не всегда четыре, дорогой мой господин посол! Ха-ха! Не правда ли, смешной анекдот? Дважды два не четыре… Ведь смешно, а?
— Очень, — поперхнулся де Билл.
— Так люблю подобные анекдоты, — продолжал Юстиниан елейным голосом. — Лежишь, знаете ли, иногда ночью, не можешь уснуть и только слушаешь, как кровь шумит в ушах… Вы слушаете, как шумит в ушах кровь?
— Нет.
— Почему же?
— Я засыпаю под музыку Вивальди.
— Кто такой этот Вивальди? — спросил Юстиниан. — Певец, что ли?
— Нет, композитор.
Де Билл и сам до недавнего времени ничего не знал про Вивальди, но однажды прочитал в каком-то журнале с голыми девицами на обложке, что все культурные люди (читатели журнала) засыпают и просыпаются под приятную классическую музыку, и решил не отставать от времени.
— Да, да, — добавил он, — именно композитор…
— Кстати, слушаю вас, — вдруг проговорил Юстиниан, берясь за вторую морковку.
— Простите?
— О, Небеса! Я уже целый час жду, когда же вы соблаговолите изложить цель своего визита.
— Ах, пардон, пардон, — смущенно заулыбался де Билл, — я насчет статуй…
— Каких еще статуй? — грозно нахмурился Юстиниан, выставляя живот.
— Статуй древней цивилизации Стана.
— А, понимаю, — пуще прежнего насупился Юстиниан. — Чего же вы хотите?
— Есть сведения, что вы, гм, что их собираются уничтожить.
— Ваши сведения абсолютно верны! Статуи-идолы будут разрушены как нечто, противоречащее истинной вере.
— Это окончательное решение?
— Бесповоротное.
— Но простите, — де Билл спокойно положил ногу на ногу, — ведь статуи эти — бесценный исторический памятник…
— Что же в них бесценного?
— Им почти миллион лет, — де Билл наморщил лоб, изобразив почтение перед этой цифрой. — Статуи — это всё, что осталось от исчезнувшей цивилизации Стана, им и в самом деле нет цены. Они — достояние всего человечества, а не только, извините, вашего народа. От имени Совета я настоятельно прошу вас, одумайтесь, ведь вы уничтожаете историю! Повторяю, колоссы бесценны…
— Бесценны? — Юстиниан снова хмурился. — Я не понимаю вас, г-н де Билл. Не понимаю, что может быть ценного в стометровых безвкусных кусках камня, портящих своим декадентским уродством окраину Бубула… Скажите, вы поддерживаете теорию терпимости ко всем вероисповеданиям?
— Конечно, — пожал плечами де Билл. — Совет…
— Не продолжайте, — перебил Юстиниан. — Знаете ли вы, на какой грех мы пошли, пригласив вас, неверного, на нашу священную планету?
— Не понимаю, к чему вы клоните, — несколько дрогнувшим голосом сказал де Билл.
— Сейчас поймете… — криво улыбнулся Юстиниан. — Мы пошли против веры, пригласив вас сюда. Но ведь это только исключение, и кое-как, долгими, так сказать, молитвами, можно выпросить у Небес прощение. Но эти статуи… Если их оставить, Небеса могут отвернуться от нас. Я не могу так рисковать.
— Чем же вы рискуете?
— Вам никогда этого не понять… Ах, дорогой господин де Билл, если бы вы знали, как мне жаль вас, и не только вас, но и всех тех несчастных, которые не знают истинной веры и поклоняются всяческим идолам! Опомнитесь, пока не поздно!
— Спасибо за предупреждение, — кашлянул де Билл. — Но как все-таки насчет статуй?
— Вы что, не поняли? Колоссы будут разрушены как нечестивые идолы, само существование которых противно правоверным верующим. Когда мы разрушим их, то проведем много времени в молитвах, умоляя Небеса простить нас.