Мухаммадзамон Солех - Восьмое путешествие Синдбада
Единая душа! Иначе каким образом был бы жив этот дряхлый скованный старик, покрытый плесенью, но полный сил, как исполинский тополь?
Я постиг эту истину всем своим существом, и усомнился в Городе и во всем, что в нем есть. Мысли мои и поступки основаны на предначертании. А то, что я принимаю за истину, есть лишь аллегория.
И тут я не поверил своим глазам: старец сделал мне знак, приказывая сесть. В этом городе я постоянно был настороже, каждую секунду ожидая угрозы. Должно быть, он прочитал это опасение в моей душе, как читают святые или пророки, и на лицо его набежала мрачная тень. Тень, которая показалась мне насмешливой улыбкой. Я смотрел на него с надеждой, с сомнением, с невысказанным вопросом. Хотел верить, что он вправду существует. Мне хотелось, чтобы он побеседовал со мной, ответил бы на многие мои вопросы. Но увы. Все, что я видел, было лишь обманом зрения или же старец раскаялся в своих намерениях.
Так прошло некоторое время, разговор незримых собеседников привел меня в чувство. Вопросительно, разочарованно я глядел на замшелого пленного старца. Он весь ушел в себя. Я двинулся к решетке, чтобы взглянуть, кто разговаривает на улице. Свежие и влажные ветви Кипариса свисали с крыши дома до земли, топорщась в разные стороны. Прозрачные человечки, бесцветные человечки, бесплотные -человечки отсекали и тащили куда-то эти ветви...
Я вышел из дома-крепости и двинулся вслед за одной из ветвей. Ветвь в страхе бежала от меня.
- Эй ты, натянувший маску из воздуха, покажи себя!
Не отвечая, ветвь проникла в узкую дверцу. Обоими кулаками я ударил в дверь. В ответ на удар раздался смех. Обоими кулаками бил я в двери, но тщетно... Я вернулся обратно. Кипарис стоял без ветвей, из мест их отсечения сочилась кровь.
Взбешенный, я вошел в комнату старца и увидел, что он печальнее и болезненней, чем утром. Он плакал.
Из сияющих глаз текла кровь. Сердце мое сжалось от жалости, но выхода я не знал, я не мог ничего иного, кроме как бежать из города на свое судно. Я бегу из этого приносящего бедствия города сырости, но все пути закрыты для меня, все пути приводят к началу конца. Это начало и было концом всех дорог. Когда я после тщетных попыток вошел в комнату, меня встретил ужасный уничтожающий смех. Это был тот смех, что раздался изнутри, когда я ударил кулаком в дверь.
Словно все мои усилия казались тщетными смеющемуся. Воистину этот заплесневелый смех принадлежал пленному старцу. "Повязка на его губах ослабла",подумал я про себя. Но ста.рец оставался все в том же печальном положении. Тогда чей же это убийственный смех? Или мною играют? Кто они? Или этот старикволшебник, превративший меня в глупца и запутавший в свои тенета, чтобы я стал одним из бесплотных обитателей этого города. Он ловушка на этом пути?!
Я прислонился спиной к стене, будь что будет. И в этот миг я почувствовал голод. Но в этом доме не было иной пищи, кроме печали. Я попытался уснуть. Тщетно.
Воображению, помимо моей воли, представились ряды, где торговали снедью. Воображаемый запах жареного мяса буквально обессиливал меня. Или в этом городе меня насильно принуждают к воздержанию? И я вскричал: - Что же это за город?
Старец взглянул на меня, и бесплотные тени принесли мне пищу. Я насытился. Благодарно взглянул на старца. Мои глаза встретились с его упрекающим взглядом. Раскаяние охватило меня, стыд за свое желание. Холодный пот выступил по всему телу. Тяжелое и неприятное чувство было мучительным. Я направился к решетке, чтобы скрыться и от самого себя, и от взгляда старца. Но мраморная решетка при моем приближении обратилась в зеркало, и в нем я увидел свои неясные очертания. Голова пошла кругом, в глазах потемнело, я закричал. Затем заплакал. И вновь пришел в себя. Со страхом посмотрел на зеркало. Сквозь тонкий переплет мраморной решетки высоко над городскими крышами краснело вечернее зарево. Бесплотные люди на сырых и пустынных улицах. Они все еще спешили растащить по своим домам свежие влажные ветви Великого Кипариса. Мне вспомнилось сновидение, где все от малого до великого с блюдами, полными пламени без дыма, восклицали: "Судилище!". Здесь наоборот. Они растаскивают по Домам ветви огненного Кипариса. Только этим и заняты. Кто больше утащит! И тут спереди и сзади, сверху и снизу, со всех сторон загремело: "Зло и соблазн - вот наивысшая сила жителей этого города".
Вновь я посмотрел с удивлением на старца. Неужели он? Или это произнес тот, кто прежде смеялся. И вновь раздался громкий смех. От его грохота и раскатов сотрясался весь дом. Ужас пронизал все мое существо. Меня бросило в дрожь. Так дрожит плачущий человек. И чем больше охватывали меня страх и дрожь, тем громче звучал смех. Зажав уши, я бросился наружу, но дверь была накрепко заперта. Ее не открыть.
Бесцельно я сел на пороге. Душа словно покинула тело, я не в силах был шевельнуться. А смех все нарастал. Он звучал все громче, язвительней, цепенящий, уничтожающий... Безысходность придает силы для поиска выхода, но -увы! -для меня она обернулась долгим безволием. О, если бы врагом моим был бы дракон! Я нашел бы выход из безысходности. Здесь жe враг мой неизвестен. Город полон людей, а я одинок...
Этот город словно кровожадный болотный цветок.
Ловит слетевшихся на его благоухание и, жаля, пьет их кровь. Отпусти меня, кровожадный болотный цветок. Я с высочайших вершин своих мечтаний упал в темную и тесную пропасть, в преисподнюю жизни. Освободи меня... Я сойду с ума от твоих насмешек, кровожадный болотный цветок. Я как жаворонок, пленник любви к солнцу...
Город постепенно освещался. Тополь засиял. Покрытый плесенью пленный старик, словно черный уголь, сгорая, передал стволу Кипариса пламя своей души.
Очертания бесплотных ловушек на городских улицах поблекли, И мне открылся их секрет: они безжалостны к пленному старцу, к Великому Кипарису. Они хотят оставить, это светоносное дерево без листьев и веток.
Но - вот печаль! -дo солнца им не дотянуться. Глупый народец. Словно сделаются они видимыми, уничтожив Великий Кипарис, словно станут они свободными, заточив старца в оковы. Разве не понимает этот глупый народ, что лишенные света бесцветные тела невидимы в тени. Эти глупцы взяли в плен свое собственное спасение. Каждый из них везде и всегда печется лишь о собственных нуждах, и нужды эти - его оковы. Его бросает во все стороны, и все дурные свойства выраста,ют из стремление к мести и угнетению ближних, из зависти, жадности, безжалостности, высокомерия... Почему они не ищут насущного в самих себе, а ополчились на Великий Кипарис старца и солнца.
Я встал, чтобы освободить старца, но не нашел ничего, чсм мог бы отомкнуть цепи на его руках и ногах.
