Киони Сэндзё - Последнее лето в Ильзенге
Собственно, Отон поменял день на ночь именно ради разговоров с отцом. На удивление быстро освоился с новым режимом: днями приучился спать, а вставал из постели с наступлением темноты, и всегда молчаливая, сосредоточенная Рахиль уже сидела на полу около его двери с вечными сладостями в кулачке. Могло ли быть так, что Эрнё приставил ее к Отону в качестве сторожа? Или ей было велено охранять человека от остальных вампиров?
О том, что они вампиры, Отон услыхал от отца в первую же ночь своего приезда сюда...
Он открыл глаза и немедленно вспомнил, что находится в чужом доме. Солнце, казавшееся седовласым в окружении белесой дымки, уже спеша за горизонт, щедро поливало пол и распахнутые ставни косыми лучами. Веяло свежестью. Отон оделся и отправился на экскурсию.
В темном коридоре, приятно пахнущем лаком и старым деревом, он незамедлительно столкнулся с Эрнё.
- А, проснулись, наконец? - Улыбка. - Ужин только через час, хотите прогуляться или мне показать вам дом?
- А как вам удобнее? - с внезапным любопытством спросил Отон. - Кто я для вас - обуза, загадка, просто еще один гость?
Собеседник рассмеялся.
- Редкая в наше время искренность.
Отон почувствовал себя польщенным и поспешил в свою очередь сказать приятное:
- Скорее, это вы располагаете к доверию.
- Для начала давайте познакомимся, как полагается. Меня зовут Эрнё Вардьяш, а вас?
- Мое имя Отон Бендик, и я приехал на поиски моего отца.
При звуке произнесенного имени лицо Эрнё омрачилось тенью тревоги, пропавшей так же внезапно, как перед тем возникшей. Он помедлил, наконец, ответил с явной неохотой:
- Я знаю вашего отца. Он живет здесь. Но вам лучше не беспокоить его, хотя, конечно же, окончательное решение вы примете сами.
- А... что с ним случилось? - тихо спросил молодой человек и, видя недоумевающий взгляд подростка, заторопился. - Понимаете, мы с матерью долгое время считали его мертвым, даже нет, не мертым, пропавшим без вести, а потом мать умерла... год назад... - зачем-то уточнил он. - А позже я наткнулся на фамилию отца в Сети...
Выяснилось, действительно странная история - с халявной ночевкой в интернет-клубе, где подрабатывал знакомый знакомого, чьей обязанностью было распечатывать на принтере некоторые из приходящих на его ящик сообщений; там-то, совершенно случайно заглянув через плечо приятеля, Отон рассмотрел в чужом письме знакомое имя. Подумал, что совпадение, однако на всякий случай запомнил адрес, надписанный приятелем на почтовом конверте - письмо должно было проследовать далее обычным старомодным путем.
Все это юноша путано изложил Эрнё. Тот выслушал, не прерывая ни словом, ни жестом, покачал головой и сделал Отону знак следовать за собой.
Они прошли из конца в конец несколько довольно длинных коридоров, спустились по маленькой лесенке и через кухню попали на застекленную террасу, пристроеную к торцу сельского здания. Солнечный свет здесь заслоняла громада строения, было сумрачно, и со всех сторон к ступеням подступали громадные розовые кусты, усеянные бессчетным количеством бутонов. Отон увидел перед собою лабиринт, запутанный, хаотический сад, заполненный одними только розами. Кое-где колючие плети перекинулись через дорожки, запущенные и заросшие сорной травой, а в воздухе витал сладкий аромат распускающихся цветов.
- Пойдемте, - Эрнё спустился с террасы и двинулся вперед. - Но предупреждаю: вряд ли вы получите удовольствие от этой встречи.
Лавируя между кустами, они заметили человека, сидящего на корточках и уставившегося в землю, и еще прежде чем они подошли, у Отона екнуло сердце от посетившей его безумной надежды.
- Здравствуй, Джас, - заговорил Эрнё, приблизившись. - Чем занимаешься?
Человек, отряхиваясь, поднялся с корточек и уставился на них. Отон расширившимися глазами смотрел на него и не мог вымолвить ни слова: человек был его отец, однако выглядел он так, будто видел Отона впервые в жизни. Руки его были покрыты засохшей грязью, за пояс заткнуты садовые ножницы, но глаза такие ясные, какими не были в прежней жизни, и заметно было, что ему не терпится вернуться к созерцанию почвы, от которого его оторвали.
Наконец, Джас безразлично отвел взгляд от сына и ответил, обращаясь исключительно к Эрнё:
- Погода хорошая. Я посажу сегодня еще кустов десять.
Они заговорили о погоде, а Отон, ослепленный, оглушенный, топтался рядом, гадая: отец сошел с ума? у него потеря памяти? или он зачем-то притворяется, что не узнал Отона? или же это не отец, а просто чертовски похожий на него мужчина? Тут Эрнё сказал, раздельно и медленно, как говорят ребенку:
- Джас, посмотри-ка сюда, на этого юношу. Он хочет с тобой поговорить. Я сейчас уйду и оставлю вас вдвоем. Надеюсь, ты не причинишь ему вреда, тем более что скоро время ужина, - мы ждем вас обоих, - и не успел Отон удивиться странному поведению подростка, как они с отцом остались наедине.
- Ха! - проворчал отец. - Неужели не ясно, что я не стану наносить вред собственному сыну? - Он пошарил за ближайшим кустом, вытащил заступ и ловко воткнул его в землю. - Как ты думаешь, Отон, какой сорт здесь будет смотреться лучше: бордовых или желтых?
- Я... не понимаю, отец...
- Чего тут понимать-то? - недовольно проворчал Джас. - Мне нужно принять решение.
- Ты издеваешься надо мной, отец?! - Молчание. - Я не въезжаю, - уже срываясь на истерику, зачастил Отон, - как ты можешь думать о цветочках, когда я искал тебя, и вот встретил, ведь мы считали тебя погибшим, отец! и я хочу знать, что с тобой случилось, и почему ты ни разу не дал знать о себе, если все это время помнил о нас, и я... - против воли он захлебнулся тем, что четыре года носил в душе.
- Все, выдохся? - сурово спросил Джас. - Теперь послушай сюда. Это было невозможно по одной простой причине: я действительно был мертв. Я и сейчас мертв, и когда вскапываю землю, и когда произношу эти слова. Я смотрю на тебя глазами покойника. Меня не существует.
Он говорил так обыденно, с такой непоколебимой, леденящей душу уверенностью, что Отона прошиб холодный пот, ибо от прозвучавших невозможных слов на него повеяло первобытной жутью и мурашки поползли по коже.
- И все, кто в этом доме, - той же породы. Напрасно ты приехал за мной, сынок, я живу потусторонней жизнью, которая замирает к рассвету и возобновляется с приходом сумерек. Я знаю, о чем ты думаешь: твой отец свихнулся, либо стал жертвой порочной клики сектантов. Но единственная правда - это та, которую я открыл тебе только что...
От дома отделился и величественно проплыл в неподвижном воздухе оглушительный удар гонга. Отец осекся.
- Ужин, - сказал он спокойно, откладывая лопату. - Не стоит опаздывать, да и ты, наверное, голоден. Идем.
