Ричард Маккенна - Вернись домой, охотник
— В следующий раз будем делать дуги в пятьдесят миль, — сказал Уайлд.
Гравиплап снизился, чтобы забрать Джордана. Это был коренастый рыжеватый человек примерно одного возраста с Крейгом. Улыбаться он начал еще до того, как оказался в гравиплане.
— Опять ты нас обставил, Крейг? — удивился он. — Ты даешь, парень!
— Но ведь я здесь уже два года, — объяснил Крейг.
От этой похвалы у него поднялось настроение. Первый раз Джордан назвал его по имени, а не просто «чистик». Крейг поднял машину в воздух. Джордан уселся рядом с ним во второе пилок кос кресло.
— Как нога? — спросил Джордан.
— Нормально, — ответил Крейг, — Я уже могу надеть на нее ботинок не зашнуровывая.
— Лучик не пробуй, — посоветовал Джордан. — Сегодня я займусь ужином и всем остальным. Твоей ноге нужен покой,
— А вон Уилан машет, — сказал Крейг.
Крейг посадил гравиплан, чтобы забрать Уилана. Джордан ушел в манный отсек. Подобрав Райса и Кобба, Крейг поднял машину ни высоту две мили. Уайлд послал радиосигнал, и двадцать миль окружной стены — живые стволы — взлетели на воздух среди языков пламени и клубов пыли. Взрывная волна быстро продвигалась вперед, заставляя перепуганных фитонов подниматься в воздух многоцветными роями. На серебристом фоне расплывалось черное пятно отравленной воды.
— Так их! — рявкнул Уайлд. — Отличная штука, этот танасис. Приятно посмотреть, черт возьми! Эх… Ну и хватит на сегодня. Сидис, где здесь хорошее место для стоянки?
— Мы можем за час добраться до острова Бертон, — сказал Сидис. — Там лаборатория система систематиков. Когда я с группой работал в этой местности, мы каждый раз возвращались туда па ночлег.
— Наверно, поэтому у вас ничего и не получалось, — сказал Уайлд. — Но мне бы хотелось посмотреть остров. У Охотника есть насчет него кое—какие планы.
Уайлд крикнул Крейгу, чтобы тот держал курс на остров. Гравиплан поднялся на высоту десять миль и, развив полную скорость, полетел на юго—восток. Вскоре лес остался позади; теперь они летели над багрянистым морем. На горизонте показалась цепочка островов. Хороший был день, подумал Крейг, Джордан, кажется, не прочь подружиться. А впереди — долгожданная встреча с Мидори Блейк.
Он посадил гравиплан на восточной оконечности острова, на почерневшей земле у знакомых домиков из серого камня. Им навстречу вышли Джордж и Хелин Тояма, улыбчивые седые люди в рабочих халатах, Крейгу все же удалось натянуть на левую ногу ботинок: больно, конечно, но ходить можно, если не зашнуровывать. Хелин сказала ему, что Мидори ушла в ущелье рисовать. Прихрамывая, Крейг отправился по тропинке, которая вела в ущелье. Слева, над обрывом, стояли дома Мидори и семьи Тоямы. Кроме них, никакого населения на острове Бертон не было. Остров считался своего рода святилищем, центром исследований фитонов, и танасис здесь никогда не применялся. Не считая Базы, это единственное место на планете, где постоянно жили люди. Мидори очень любила ущелье. Она рисовала его снова и снова. Крейг хорошо помнил эти скалы с прожилками кварца, водопад, пруд и танец фитонов в лучах солнца (серебристые стволы деревьев придавали этому свету сходство с лунным). Мидори говорила, что такой свет у нее на картинах никогда не получался. Крейг любил смотреть, как она рисует, особенно когда она забывала о нем и начинала что‑нибудь напевать. Милая Мидори. Хорошо быть на одной планете с нею. Сквозь шум водопада и жужжание фитонов Крейг расслышал ее пение; она стояла перед мольбертом у кварцевой глыбы. Услышав звук шагов, обернулась и встретила его улыбкой.
— Рой! Как я рада! А я боялась, что ты все‑таки решишь лететь домой.
Он смотрел на ее изящное маленькое тело в сером платье, на ее тонкое лицо с большими черными глазами, на темные волосы, уложенные в какой‑то детской прическе. В ее голосе было что‑то от птичьего щебета, и стремительной грацией своих движений она тоже напоминала птицу, Крейг счастливо улыбнулся.
— Одно время я жалел, что остался, — сказал я. — А сейчас этому радуюсь.
И он, прихрамывая, подошел к ней ближе.
— Что у тебя с ногой? — воскликнула Мидори. — Ну‑ка иди сюда. Садись. — И она заставила его сесть на камень. — Что случилось?
— Это танасис меня куснул. Ничего страшного.
— Сейчас же сними ботинок! Он же давит!
Она помогла ему снять ботинок, погладила холодными пальцами его опухшую щиколотку, села рядом.
— Представляю, как тебе больно. Как же это случилось?
— Так… настроение было неважное, — сказал он. — Я сел на окружную стену, разулся и стал болтать ногами над танасисом.
— Глупый Рой! А почему, тебе было там плохо?
— Да так как‑то… — Несколько ярких фитонов уселось на его голую щиколотку, и он не стал их сгонять. — Мы теперь ночуем в лесу, сюда не возвращаемся. Все эти новые ребята — «красные кружки». Я опять стал пустым местом…
— Ты хочешь сказать, они считают, что ты до них не дорос? — Я и вправду до них не дорос, в том‑то и дело. Понимаешь, Мидори, у человека вся душа меняется, когда он убивает Красного зверя. Я дождусь того дня, когда на этой планете будет полно Красных Зверей и на Мордене не останется ни одного парня, которого бы вот так одурачили.
— Фитоны не сдадутся, — мягко сказала Мидори. — Теперь это иже ясно. Мы проиграли.
— Вы, белконтийцы, может, и проиграли. А морденцы никогда не отступают.
— Проиграл танасис. Может быть, вы собираетесь стрелять по фотонам из ружей?
— Нет, зачем из ружей. Мы применим эту… транс…
— Транслокацию? Нет, этого нельзя делать! — Она поднесла палец и к губам. — Ведь тогда танасис нельзя будет контролировать в полевых условиях. Я думаю, они не решатся.
— Мы решимся на все, — гордо сказал Крейг. — Те ребята учились на Белконти, и они знают, как обращаться с такими вещами. Другое дело, что…
Фитоны, сидевшие на их головах, плечах и на его голой щиколотке, тихо щебетали.
— О чем ты, Рой?
— Я рядом с ними чувствую себя неучем. Уже два года работаю на кружных стенах, а они только что с Белконти, но знают о фитонах больше, чем я. Если можно, Мидори, расскажи мне что‑нибудь о фитонах. Я хочу им показать, что тоже немного смыслю в этом. Ну вот, например, скажи, фитоны что‑то чувствуют?
Мидори немного помолчала.
— Ты знаешь, — сказала она, — я люблю фитонов. Это удивительные существа. Они одновременно и растения, и животные. На этой планете жизнь едина.
Фитоны, объясняла она, это летающие листья деревьев. А сами деревья связаны между собою. Все корни под землей соединены в одну систему, которая охватывает целый континент. По гигантским корням — «магистралям» соки поступают в любых количествах туда, где они необходимы. Что‑то вроде перистальтики, Дерево и «принадлежащие» ему фитоны составляют единый живой организм.
