Вонда Макинтайр - Полевые теоремы
— Рисунки появляются лишь на пшеничных полях, — сказал сэр Артур. — Только на самых важных посевах. Ни овес, ни кукуруза не пострадали.
Холмс в ответ промычал что-то неразборчивое.
Мы спустились с холма, и он направился в поле. Дойл смотрел ему вслед.
— Джон, — обратился он ко мне, — смирится ли ваш друг, если ему не удастся найти никакого рационального объяснения?
— Сэр Артур, мой друг преданно служит истине, — отвечал я. — Он не обрадуется неудаче, однако признает ее и не станет выдвигать предположения без доказательств.
— Тогда мне не о чем тревожиться. — Дойл расплылся в широкой улыбке истинного англичанина.
Холмс вышел на полосу примятой зеленой пшеницы, пересекавшую чертеж, и изучил полегшие и уцелевшие колосья по кромкам. Он что-то бормотал, посмеивался и хмыкал; звуки распространялись по полю, как круги по воде. Холмс измерил и ширину самих троп, и размеры нетронутых участков, и углы между прямыми и окружностями.
Солнце поднималось на безоблачное небо; день обещал быть жарким.
— Чувствуете? — тихо проговорил сэр Артур. — Ощущаете остаточную энергию сил, которые здесь побывали? — Он раскинул руки, будто прижимаясь к невидимой стене.
Я и в самом деле что-то почувствовал — хотя трудно сказать, была то энергия, которую излучали невообразимые сущности, или безмолвная мощь земли летним днем.
Мы с сэром Артуром ждали, пока Холмс завершит свои изыскания. Вдруг к нам подошел человек средних лет в грубых башмаках.
— Здравствуйте, Роберт! — сказал Конан Дойл.
— Доброго утречка, сэр Артур, — отозвался тот.
— Ватсон, это Роберт Холдер, один из моих арендаторов.
Рабочая одежда мужчины была поношенной, в пятнах пота. Я подумал, что ему следовало быть опрятнее, раз он пришел к своему арендодателю.
Дойл обратился к Роберту:
— Мистер Холмс и доктор Ватсон прибыли, чтобы помочь нам разгадать эту загадку.
— Мистер Холмс?! — воскликнул арендатор.
Он посмотрел в поле, где расхаживал Холмс, время от времени останавливаясь и что-то бормоча.
— А вы доктор Ватсон? — Оказавшись в обществе знаменитости, Роберт заговорил на тон выше. — Надо же, сэр! Рад с вами познакомиться! Мы всей семьей читаем ваши рассказы по вечерам. Детишки даже буквы выучили, пока сидели у меня на коленях и слушали!
— Э-э… благодарю вас, — проговорил я в некотором замешательстве.
Для фермера Роберт был довольно речист, но я едва ли заподозрил бы в нем любителя чтения. Кроме того, полагаю, что опасности, пережитые Холмсом, описаны у меня слишком живо для впечатлительных детей. Однако я не счел себя вправе давать Роберту советы о воспитании его отпрысков. Тем более в присутствии арендодателя.
— Ну как, нашли злодеев? — спросил Роберт. — Тех, что потоптали мое лучшее пшеничное поле!
Холмс вернулся к нам очень хмурый. Судя по всему, он даже не заметил появление арендатора.
— Бессмысленно, — сказал Холмс. — Совершенно бессмысленно! Вот здесь стоял художник, который зарисовал чертеж. — Он вскинул руку к клочку вытоптанной земли, покрытой белой пылью. — А там побывал фотограф с треногой и магниевой вспышкой. Везде, где могли остаться улики, потопталось не меньше полудюжины газетчиков и столько же полицейских! — Он не замедлил объяснить, чем следы газетчиков отличаются от следов полицейских. — А когда со следующим поездом сюда прибудет толпа зевак, несомненно…
— Я могу не пускать их, — сказал сэр Артур.
— Улики все равно уже уничтожены. Я мог бы догадаться, но догадка — полдела, нужны доказательства.
Холмс посмотрел на поле так сердито, будто оно нарочно заманило к себе незваных гостей, чтобы запутать написанную на нем историю.
— Как жаль, что я не попал сюда раньше… — тихо проговорил мой друг и резко повернулся к Роберту.
Оказывается, он сразу понял, кто перед ним — для этого не пришлось даже рассматривать арендатора.
— Вы видели огни в небе, — сказал Холмс. — Опишите.
— Вы мистер Холмс?
Я покраснел при мысли, что простой фермер уважает приличия куда больше, чем мой друг.
— Разумеется. Итак, огни.
— Ночь была ясная. Ни дождя, ни ветра, только легкий туман. Вдруг раздался непонятный гул — как от музыкального инструмента, но я такой музыки в жизни не слыхал. И жуткий… Прямо мороз по коже. Младшенький наш разревелся даже. Я вышел во двор…
— Вам не было страшно?
— Было. Еще как! Из Лондона волшебный народ разбежался, но здесь он живет — в наших сердцах.
— Вы ученый-фольклорист, — без всякого выражения произнес Холмс.
— Я знаю наши семейные легенды. Старинные. О волшебном народе…
— Феи и эльфы! — воскликнул сэр Артур. — Они существуют, я видел фотоснимки!
— Волшебный народ, — повторил Роберт. Было непонятно, соглашается он с сэром Артуром или нет. — Те, кто населял эти земли до нас.
— Так вот, огни… — нетерпеливо повторил Холмс.
— Поначалу я заметил лишь свечение на фоне тумана. Потом кольцо огней, не похожих на свечи. Они мерцали, причем ярко, как газовые фонари в городе. Разноцветные. И очень красивые!
— Вроде гнилушек? — спросил Холмс.
— Нет, сэр. Гнилушки бывают только на болотах, в полях — нет. И они светятся тускло. Кольцо вертелось, и мне показалось…
Он умолк.
— Говорите, говорите!
— Вы решите, что у меня ум за разум зашел…
— Если и решу, то промолчу.
Роберт замялся:
— Мне показалось, что нечто большое и плотное плывет в воздухе, как лодка по воде.
— Летучий пароход? — уточнил я.
— Аэроплан, — предположил сэр Артур. — Хотя я не слышал, чтобы в наших краях водились авиаторы.
— Скорее, как рыбачья лодка, — уточнил Роберт. — Бокастая такая.
— Вы слышали звук мотора? — допытывался Холмс. — Может, рокот, жужжание, напоминающее шум автомобиля?
— Нет, только музыку.
— Не знал, что призраки способны рокотать, как автомобили, — заметил Дойл.
— А потом? — настаивал Холмс. — Куда полетел этот предмет и как себя вел?
— Взмыл в воздух, и я видел звезды над ним, а в гуще звезд — Марс, красный и яркий. — Роберт задумался, помолчал и продолжил: — Огни стали еще ярче, затем вспыхнуло пламя, и они исчезли. Я ощутил жар, почуял запах серы и даже решил поначалу, что ослеп!
— А дальше? — спросил Холмс.
— Зрение вернулось, и вокруг был туман.
— О чем вы не рассказали? — Холмс сурово нахмурился. — Что было потом?
Роберт снова помолчал; на его лице ясно читались сомнения и тревога.
— Говорите правду, любезнейший, — потребовал мой друг.
