Роберт Фреза - Синдром МакЛендона
— И ты еще спрашивала, сколько нам стоит отгрузка? Ладно. А как же ты… Черт. Можешь не говорить.
Она кивнула:
— Вечерняя школа.
— Я не мог не спросить. То есть — почему космос?
— Я решила, что это самая подходящая профессия. Никакого солнечного света. Подходящая температура. Тихо, мирно. Да еще и звезды над головой — романтика.
— Жилищные условия отвратительные, плата и того хуже, а через полгода вахты вместе с Элайн О'Дей у меня и самого начинают слезиться глаза. Я так понимаю, не все бы согласились, что это самая подходящая для тебя профессия.
— Когда я начинала работать, у меня еще не было Маклендона. Я заполучила синдром, когда попала сюда, потому и застряла, — объяснила она.
Я открыл рот и снова закрыл его.
— Понял.
Она улыбнулась и снова посерьезнела.
— Кен, мне очень нужна работа. Я не собираюсь сгнить в этой крысиной норе.
— Здесь что, кладбищ нет?
— Глупая шутка. Если я не уберусь отсюда в ближайшее время, мне придется идти сдаваться. Мне очень нужен корабль.
— Похоже на правду. Порт и городок Шенекта-ди на чудесном Мире Шайлера богаты на забавы — пьянство, драки и распутство, именно в таком порядке. Но почему ты обратилась ко мне? Почему бы не попробовать наняться к кому-нибудь напрямую?
Она опять улыбнулась — само очарование — и держала паузу достаточно долго, чтобы я смог понять, насколько идиотский вопрос задал, особенно если принять во внимание, что сам-то я худо-бедно был знаком с Твердозадым. Девушка долго глядела на меня, и я успел оценить все, чего не было у Элайн О'Дей. Потом она спросила:
— Разве у меня был бы хоть один шанс, Кен? Думал я не долго.
— Извини, — протянул я. — Даже если бы ты горела желанием помочь нам от нечего делать перетряхнуть весь навоз и даже если бы наш капитан захотел тебя взять, в чем я сильно сомневаюсь, наш корабль не предназначен для перевозки пассажиров. Экипаж у нас полностью укомплектован — четыре парня и четыре девочки, хотя иногда и бывает трудновато разобрать, кто из них кто. Нам просто некуда было бы тебя посадить.
— Но если что-нибудь переменится, ты замолвишь за меня словечко? — умоляюще попросила она.
«Шпигат», конечно, не подарок, но я и Элайн готов стерпеть, и даже позволил бы вывалять себя в манной каше и вывесить так сушиться, лишь бы не остаться лишних пару минут на Мире Шайлера.
— Я-то могу, но, имея выбор, Твердозадый скорее оставит меня с тобой, чем возьмет тебя со мной, если ты понимаешь, о чем я. К тому же я сомневаюсь, что мы задержимся здесь больше чем еще на день.
— Понятно. — Катарина забрала свою карточку и на обороте салфетки написала свое имя и номер телефона. — Если вдруг что-нибудь переменится, позвони?
Я взял салфетку двумя пальцами, силясь вспомнить, обязательно ли надо быть укушенным в шею, чтобы заполучить Маклендона.
— Можешь смеяться, — фыркнула она, — но считается, что у меня есть некое внутреннее зрение. Можно называть это предчувствием.
— Ну, ладно. Вот что я тебе скажу. Если возможность появится, я тебя не позабуду, но особо усердствовать не собираюсь.
Она улыбнулась, я тоже улыбнулся. Потом оглядел бар и с тоской представил себе очередной полугодовой период воздержания на корабле. По пути к выходу я высыпал в банку Динки очередную пригоршню монет и обронил:
— Сыграй-ка «А время идет…», Динки.
— Еще раз? — удивился он.
В глубине зала моя вампирша даже привстала со стула.
— Да ты, парниша, в первый раз и не сыграл вовсе.
Я вознаградил ее прощальным салютом и вышел.
Посетив маленькую комнатку с надписью «Существа мужского пола», на выходе я задержался, чтобы полюбоваться вывеской Гарри. «Гарцующий пони» расположен в доме номер 7 по Эскимо-стрит, аккурат между ссудной кассой и автоматической прачечной, о которой идет весьма дурная слава. С другой стороны ссудной кассы расположилось похоронное бюро, и маленькая табличка указывала: «Мужик в соседнем доме любого поставит на ноги».
Веселенький городишко Шенектади никогда не засыпает, и я зашел в несколько круглосуточных лавочек за сувенирами, фруктами и прочими местными поделками. Кто-то на «Шпигате» испортил корабельный кофейник, и я купил маленький кофейничек для себя, а также бросил несколько монет в игровые автоматы, стоявшие прямо на тротуаре, чтобы посмотреть — может ли мне повезти еще меньше. Так и случилось, но не сразу. Спустя каких-то четыре часа я сидел со своим сослуживцем Фридо Кандлом в ночном суде местного магистрата, наблюдая, как Элайн О'Дей заканчивает свой выходной.
Лучше всего Элайн О'Дей охарактеризовал бы набор весьма нелестных эпитетов, приходящих на ум при описании привычек и убеждений невинного поросенка. У Каллахэна, по-видимому, сегодня было скучновато, потому что она в конце концов попыталась уложить какого-то клиента прямо на стол, хотя он и сопротивлялся. Даже на Шайлере это считается подсудным делом. И если бы половина полицейских патрулей городка не осчастливила бы своим присутствием службу — то есть не проводила бы время за стаканчиком в том же баре, все могло бы кончиться совсем плохо. А так бар всего лишь выставил счет за разбитое стекло.
Судья Осман, ночной полицейский судья, был весьма дородным господином с розовыми щеками и огромными седыми усами, вдобавок во время слушания дела он не переставал улыбаться. После того как пострадавшие подустали проклинать Элайн, он дважды стукнул своим молоточком и сложил руки на груди.
— Госпожа О'Дей, пожалуйста, встаньте, чтобы выслушать приговор сего достопочтенного суда.
Защитник Элайн встал и подтолкнул свою подопечную.
— Госпожа О'Дей, я объявляю вас виновной по многим статьям, которые были вам предъявлены, и по некоторым другим тоже. Присуждаю вам штраф в размере ста долларов в эквиваленте местной валюты за непристойное поведение, еще сто долларов — за учинение беспорядков в общественном месте, пятьсот — за оскорбление всех и каждого офицера при исполнении ими служебных обязанностей, десять — за антиобщественное поведение, выразившееся в раздевании непосредственно перед вышеупомянутыми противоправными действиями; эти штрафы должны быть уплачены достопочтенному суду. Также обязываю вас выплатить владельцу упомянутого заведения компенсацию понесенных им убытков, а также возместить материальный и моральный ущерб пострадавшим лицам. Наконец, я приговариваю вас к шестимесячному тюремному заключению за умышленное повреждение частной собственности, предоставляя тем самым вам возможность поразмыслить о своих многочисленных злостных правонарушениях. Вы понимаете меня? Очень хорошо.
Кандл, один из двух птенчиков, недавно взятых на «Шпигат», — он только что закончил обучение, — повернулся ко мне:
