Григорий Адамов - Авария
Нам ничего не оставалось, как запастись терпением и ждать, пока хотя бы немного стихнет пурга и можно будет, связавшись с гидростанцией и колхозом, организовать поиски Кечмаева.
Мы собирались уже разойтись по своим комнатам, как послышался позывной гудок моего настольного телефона. Дежурный инженер-диспетчер сообщил, что на его доске появился сигнал аварии транспортера, что, пока он вызывал Бойцова и заведующего ремонтной мастерской, тревожные сигналы появились уже из конденсатора, куда перестал поступать холодильный гидрат, и давление пара бутана резко увеличилось. Он сообщал, что распорядился включить транспортер запасного склада холодильного гидрата. Я одобрил его распоряжения и перешел в кабинет. Женя пошла за мной. Там ждали меня Бойцов и заведующий ремонтной мастерской Таримов. Они уже знали об аварии, и я предложил им немедленно приняться за осмотр транспортера. Не успели они удалиться, как раздался новый гудок из диспетчерской. Диспетчер сообщал, что резервный транспортер отказался работать, давление пара бутана все увеличивается, уровень жидкого бутана в испарителе угрожающе понижается и пара бутана хватит не больше, чем на час работы турбины.
Стало очевидным, что, если авария не будет ликвидирована в течение этого часа, все Таймыр-Енисейское побережье океана лишится электроэнергии. Перерыв радиосвязи лишал нас возможности оповестить всех о необходимости подготовиться.
Пурга ревела за стенами со все увеличивающейся яростью. Казалось, что все здание качается под непреодолимым напором ветра. Невольный страх сжимал сердце. Вдруг к бешеной музыке пурги присоединился сначала чуть слышный, затем все более нарастающий глухой гул. Вскоре гул перешел в потрясающий землю грохот. Казалось где-то здесь, в непосредственной близости от нас, сталкиваются громады скал, содрогаются и рушатся горы…
— Ветер ломает прибрежные льды, — едва шевеля губами, проговорила Женя.
Я скорее угадал эти слова, чем услышал.
В это время в кабинет вошел Корней.
— Товарищ Кларетон, — обратился он ко мне, запинаясь, — выходную дверь невозможно открыть, — должно быть, снегом завалило…
— Идите через трансформаторную подстанцию.
— И там невозможно, — ответил Корней. Мы в ловушке…
— Не говорите глупостей, товарищ Бойцов, — резко ответил я, — Надо взломать двери и проделать тоннель в снегу.
В кабинет постепенно собрался встревоженной персонал: сменные инженеры, радист, другие работники станции.
Опять раздался гудок диспетчерского телефона. Я вздрогнул, услышав его гнусавый зловещий звук. Чем еще грозит нам эта черная лакированная трубка?
— Уровень бутана в испарителе, — докладывал диспетчер, — понизился до аварийного минимума. Разрешите включить резервные баллоны, иначе через пятнадцать минут турбины остановятся.
— Включайте, — ответил я. — Одновременно пустите в ход насос и откачайте пар бутана из конденсатора в газгольдер, доведя давление в конденсаторе до обычного. Вот что, товарищи, — обратился я к присутствующим, — холодильный гидрат перестал поступать в конденсатор. Запас бутана в цикле станции иссяк, и я пускаю в работу аварийный запас. Его хватит на пять часов. За этот срок мы должны во что бы то ни стало добиться выхода наружу и ликвидировать аварию транспортеров. Если мы этого не сделаем, всему району, обслуживаемому нашей станцией, грозит огромное бедствие. Мы должны работать с напряжением всех сил. Я мобилизую всех работников станции.
Через пять минут несколько человек, вооруженных топорами и ломами, рубили дверь. Перед нами открылась голубая стена снега. Его плотность внушала мне беспокойство. Очевидно, толщина слоя была огромной.
Пока люди пробивались в снегу, я поднялся к себе в кабинет и застал там Женю. Она взволнованно ходила по комнате, что-то обдумывая.
Увидев меня, она резко остановилась и официально, сухо, почти жестко, сказала мне:
— Товарищ Кларетон, я давно жду вас здесь. Мне нужно поговорить с вами. Я хочу вас спросить. Вы понимаете, что попытка пробиться наружу, добраться до транспортера, отыскать место аварии и ликвидировать ее в течение оставшихся в нашем распоряжении четырех часов — попытка совершенно безнадежная. Попытка, заранее обреченная на неудачу. Вы отдаете себе в этом отчет?
— Почему вы так думаете, Женя? — спросил я, несколько озадаченный.
— Посмотрите! — Она схватила меня за руку, потащила к окну. — Вы в состоянии различить хлопья снега?
Какая-то серо-голубая текучая стена стояла за стеклами окна. Какой-то серо-голубой поток сплошной пеленой колебался снаружи. Дело было ясно: может быть, мы уже засыпаны до второго этажа, а может быть, и выше…
— Что же делать? — пробормотал я, в смятении опускаясь в кресло.
Пурга ревела дикую песнь. Ее торжествующий вой проникал всюду.
— Что делать? — бессознательно повторил я.
— Что делать? — переспросила Женя. — Нам нужно немедленно, именно немедленно добраться до транспортера и пустить его в ход. Добраться до него можно лишь одним путем — через башню конденсатора, через двадцатиметровый столб воды под разделительную стенку и непосредственно в тоннель транспортера…
Спокойствие вернулось ко мне.
— Милая Женя, — сказал я, вставая, — можно придумать очень много остроумных, но, к сожалению, невыполнимых проектов… Надо найти какой-нибудь более реальный и осуществимый выход. А вам не мешает пойти отдохнуть. Ведь вы уже больше суток на ногах. Идите, девочка, к себе и поспите хоть немного.
Женя подошла ко мне вплотную и подняла на меня умоляющие глаза.
— Товарищ Жан! То, что я предлагаю, — это единственное… Этот план совсем не фантастический, и я его тщательно продумала, не теряйте драгоценного времени… не злоупотребляйте вашим правом единоначальника, подумайте хорошенько. Созовите производственное совещание… Я утверждаю, что мой план реален.
— Женя! — воскликнул я. — Двадцать метров воды! Не воды, а соляного рассола. И потом снаружи еще больше метра ледяной крупы. Вы понимаете, что вы предлагаете? Кто в состоянии проделать это? Кто возьмется?
— Я, только я это смогу сделать, — с жаром, почти захлебываясь от волнения, говорила Женя, прижимая руки к груди. — Только я! Я маленькая, я смогу пройти под разделительной стенкой башни, никто больше не смажет. Здесь все большие мужчины, а там проход всего лишь в сорок сантиметров. Я привяжу что-нибудь тяжелое к ногам, я, как камень, полечу на дно. Это ведь один момент… Я хороший пловец. Вы не знаете, я брала призы на Ангаре…
Я был оглушен этим страстным потоком. Надо признаться, она захватила меня своей убедительностью, своей верой, энтузиазмом. Ее план стал казаться мне действительно выполнимым. Но, прежде чем окончательно сдаться, я сказал, что хочу выслушать мнение производственного совещания.
