Сирил Корнблат - Две судьбы
Началось действие грибов, смутно подумал Ройланд. Он почти реально видел перед собой ужасный атомный взрыв. Нахатаспе, пригнувшись, прошел сквозь этот огненный шар, прошел точно так же, как и в тот раз, так же, как и в другие разы до этого. Только теперь он был необычайно силен, почувствовал Ройланд, когда индеец обхватил его за плечи. Гораздо сильнее, чем когда-либо раньше. Однако Ройланду все это было уже знакомо, и он четко представлял себе, что будет дальше. Слова едва не сорвались с кончика языка…
Вокруг него заплясали огненные шары, и он неожиданно ощутил, что силы полностью его покидают. Ему показалось, что он стал легким, как перышко; любой порыв ветра мог бы унести его далеко прочь; его могло как пылинку швырнуть внутрь круга, образованного вертящимися огненными шарами. И все же он еще понимал, что все должно было бы быть совершенно иначе. Собрав последние силы, чуя каким-то особым чувством, что он вот-вот выпадет из этой Вселенной, Ройланд отрывисто крикнул:
— Чарли! Помоги!
Продолжая соскальзывать все глубже в небытие, последним проблеском сознания он почувствовал, что старик волочит его по полу, держа подмышки, пытаясь вытащить его из хижины. Словно — откуда-то издалека в его сознание медленно проник смысл крика старика-индейца:
— Тебе следовало предупредить меня о том, что ты ничего не видишь из-за дыма, Эдвард! Что у тебя тоже ясное зрение! Ведь я ничего не знал об этом! Не догадывался даже о том, что…
После чего он провалился в черное безмолвие.
Ройланд пробудился, испытывая головокружение и сильную слабость. Уже было утро. Нахатаспе в хижине не было. Так и быть. Если только старику не удалось добраться до телефона и позвонить в лабораторию, то как раз сейчас джипы прочесывают пустыню в поисках его, и среди агентов безопасности и военного персонала царит страшная суматоха. По его возвращении ему чертовски крепко достанется и спасти его может только новость относительно времени соединения…
Только теперь он заметил, что хижина начисто лишена каких-либо пожитков Нахатаспе, включая даже дверное одеяло. От страшной мысли, мелькнувшей у него в голове, Ройланд едва не потерял сознание снова. Нет, не может такого быть, чтобы старик умер именно сегодня ночью!
Пошатываясь, он вышел из хижины и стал искать глазами погребальный костер и толпу плакальщиков. Вокруг никого не было, глинобитные кубики хижин казались необитаемыми, ярко светило солнце, а улица, насколько он ее помнил, еще больше заросла травой. Джипа, который вчера вечером он поставил прямо у входа в хижину, теперь не было.
Исчезла также и колея от колес, а там, где еще вчера стояла машина, росла высокая трава.
Пища Богов, которую ему дал Нахатаспе, явно была могучим средством. Ройланд нерешительно провел рукой по лицу. Нет, бороды не было.
Он внимательно осмотрелся, напрягаясь, чтобы не пропустить каких-либо даже малейших подробностей. С первого взгляда улица показалась примерно такою же, что и всегда, как будто она была вечной и неизменной. Присмотревшись же повнимательнее, он повсюду стал обнаруживать перемены. Ранее острые углы хижин закруглились, торчавшие из-под крыши стропила побелели так, будто солнце пустыни работало над ними многие годы. Деревянные переплеты искрошились. У третьего от него дома вокруг окон виднелась копоть, а стропила обуглились.
Он подошел к этому дому, все еще плохо соображая, что к чему. Со стадией 56-с давно все уладилось. В нынешние времена Рип-Ван-Винкля из меня не получится — меня, как я полагаю, тут же распознают по отпечаткам пальцев. Сколько же лет прошло? Год? Десять? Трудно сказать.
Сгоревший дом хранил следы настоящей бойни. В одном из его углов была сброшена в кучу гора высохших человеческих костей. У Ройланда подкосились ноги, он прислонился к косяку — из под пальцев посыпались обуглившиеся головешки. Черепа принадлежали индейцам — он в достаточной мере был антропологом, чтобы понять это. Индейцам — мужчинам, и женщинам… и детям! Убитым и сваленным в одну кучу! Кто убил их? Ведь должны быть какие-то остатки одеял, обгоревшего тряпья… Но их не было. Кто же это раздел индейцев донага, а затем убил?
Следы жуткой резни были видны по всему дому. Углубления от пуль в стенах как высоко, так и низко. Беспощадные зарубки на костях, оставленные штыками — и мечами? Темные пятна крови. Она хлестала, судя по всему, на высоту двух дюймов и оставила широкие подтеки. В другом конце комнаты сверкнуло что-то металлическое в грудной клетке. Шатаясь, он подошел к груди костей и запустил в нее руку. На ощупь показалось, что это лезвие бритвы. Стараясь не глядеть на свою находку, он выудил это лезвие и вынес на пыльную улицу. Повернувшись спиной к сожженному дому, он тщательно обследовал найденный кусочек металла. Это был кусок лезвия меча длиной в шесть дюймов, заточенного вручную почти до совершенства, с несколькими зарубками на нем. У него были жесткие ребра и обычные канавки для сока крови. Легко ощутимая кривизна свидетельствовала о том, что такую форму может иметь только один вид холодного оружия — японский самурайский меч.
Независимо от того, сколько лет длилась война, она, очевидно, давно уже закончилась.
Подойдя к деревянному колодцу, он обнаружил, что там полно пыли. Увидев это, он впервые ощутил, что испытывает страх. Внезапно все обрело подлинную реальность. Он уже больше не был сторонним наблюдателем, он стал напуганным, томимым жаждой человеком. Он обшарил десяток домов поселка, но нигде не нашел того, что искал. В одном из домов был скелет ребенка, в другом — несколько гильз.
Осталось только одно — дорога! Та самая грунтовая дорога, какою она была всегда, достаточно широкая для одного джипа или фургона, когда-то имевшегося в этом индейском поселке. Паника понуждала его бежать куда глаза глядят, но он крепился и не поддавался ей. Он присел на обрамление колодца, разулся, тщательно разгладил складки своих армейских цвета хаки носков, затем одел ботинки и не туго завязал шнурки, чтобы было легче шагать, и на мгновение замер в нерешительности.
Затем ухмыльнулся, придирчиво отобрал два валявшихся в пыли камешка и сунул их себе в рот. «Патруль, шагом марш», скомандовал он сам себе и пустился в путь.
Да, жажда его действительно мучила. А вскоре к ней добавятся усталость и голод. Ну так что из этого? Через три мили грязная дорога выведет его на трассу, где должно быть движение и его подвезут. Если им сильно захочется, то пусть вволю повозятся с его отпечатками пальцев. Японцы добрались, по меньшей мере, до Нью-Мексико, не так ли? Ну что ж, тогда им оставалось надеяться только на божью помощь после нанесения ответного удара. Американцы — народ свирепый, когда дело доходит до нарушения границ их государства. Скорее всего, в живых не осталось ни одного японца.
