Олег Азарьев - В толще льда
Еременко от его слов неприязнено кривится и повторяет:
– Слушаю.
– Сегодня около четырех дня к вам в институт доставят кусок льда с каким-то доисторическим животным.
– Должны, да.
– Нас интересует это животное.
Еременко откидывается в кресле. На лице его – неподдельное удивление.
– Вас интересует это животное? – переспрашивает он, четко выговаривая слова.
– Да, – спокойно подтверждает Владимир. – Ну, точней, не совсем нас. Скажем, нашего зарубежного клиента. Он готов купить находку… скажем так – в свою коллекцию. Но вряд ли ваш институт продаст ее. Не так ли?
– Наверное, – соглашается Еременко.
– Вы имеете какое-то отношение к работе с находкой?
Еременко криво усмехается.
– Только что мне сообщили, что – никакого. Этим будет заниматься профессор Свешников.
– Понятно, – говорит Владимир. Он перелистывает свою записную книжку. – Тогда все будет по плану номер два. Вы помогаете нам… скажем, извлечь эту находку из вашего Хранилища. И следите за ее сохранностью до тех пор пока… пока мы не решим, что достаточно. Остальное – не ваша забота. А за это мы закроем ваш долг.
– И отдадите мне оригинал этой грязной бумажонки.
Молодой человек согласно кивает. В его кивке чувствуется превосходство. Все мы слабые существа. И в том одинаковы. И умный профессор, и тупой вышибала. Главное, под чьим ты крылом, кто за тебя голос подаст или пулю направит.
– Итак, сегодня вечером находку доставят в Хранилище, а ночью мы должны забрать ее оттуда.
– Ну а я что могу сделать?
Владимир снисходительно улыбается. Ох уж эти ученые светила! Привыкли штаны протирать в кабинетах.
– Вы – специалист, и к тому же хорошо знаете Хранилище. Пойдете с нами.
6
В полдень на улице возле маленького магазина, под вывеской "Продажа и прокат видеокассет и DVD" стоит Дима Гребнев – парень лет двадцати двух, светловолосый, симпатичный, из тех типов, которые очень долго выглядят молодыми. Он в джинсах, тенниске и кроссовках. Дима читает названия фильмов на двух коробках с DVD-компактами, которые держит в руках.
Рядом с Димой – его приятель Игорь Данилов. Он постарше Димы, тоже одет в тенниску, но подороже. На нем белые летние штаны и белые туфли. На голове бейсбольная кепочка, на козырьке ее угнездились черные очки. На упитанном лице – модная небритость. Данилов поигрывает ключами от автомашины и насмешливо говорит:
– И когда же ты, трудяга, свою видеотехнику приобретешь? Сейчас не то что видик, а дивидишник плевых денег стоит. Или зарабатываешь копейки? Может, поищешь работенку получше?
Дима не отвечает на ехидные вопросы.
– Эти названия мне ничего не говорят, и актеров известных нет, – сообщает он, взвешивая коробки в руке. – Будем надеяться, что хоть один из фильмов – стоит внимания.
– Ага, – рассеянно соглашается Данилов. – Давай. – Он забирает коробки. И – с легкой иронией: – Когда зайдешь на просмотр?
– Завтра не помешаю?
– Завтра?
– Сегодня дежурю ночь.
– В этом своем институте?
– Да, в Хранилище.
– А, знаю. Ты только по ночам дежуришь?
– Нет, я и сейчас как бы работаю.
– Прогуливаешь? – усмехнулся Данилов. – Узнаю разгильдяя. Конечно, откуда деньги будут?
– Ошибаешься. Я при исполнении.
– Да ну? А не боишься, что такого исполнителя попрут с места?
Дима философски отвечает, пожимая плечами:
– Конечно, в нашей двинутой жизни все может случиться. Но не сегодня. Говорю же – я тут по делу. От института. Бланки покупал. – Он толкает ногой большую и туго набитую сумку на асфальте подле него. – А уволят меня – только если уйдет моя нынешняя начальница. Она, конечно, орет на меня, но дальше дело не двигается. Прощает.
– Любит, наверное?
– Материнской любовью.
– Ну, я поехал,- говорит Данилов и протягивает Диме руку. – Звони завтра и заезжай. Смотри хоть до упаду. Киноман.
Дима отвечает на рукопожатие и заодно замечает:
– Нет, чтобы взять и подвезти человека с такой тяжестью… А еще друг…
Данилов смотрит на сумку, на Диму, недовольно поджимает губы, смотрит на часы, задумчиво морщит лоб.
– Лады. Подвезу. Тебе куда – в Хранилище или в институтский городок?
– В Хранилище. – Дима резво подхватывает тяжелую сумку.
7
В аэропорту течет обычная жизнь. Взлетают и садятся самолеты. Одни пассажиры в очередях – проходят посадочный контроль, другие в креслах зала ожидания – ждут свои рейсы.
К службам аэропорта – к грузовому двору – подъезжает автофургон. В кабине двое. Один, водитель, говорит напарнику:
– Вовремя? – И ставит машину на ручной тормоз.
Напарник смотрит на часы.
– Еще минут десять, если не опаздывает.
Водитель глушит двигатель.
– Надеюсь, у них есть грузчики? Неохота таскать тяжести. Нам за это не заплатят.
– Там тяжесть – и вдвоем не поднять. Контейнер какой-то, вроде холодильника. Автопогрузчиком грузить придется.
– Ну ладно, – говорит водитель, потягиваясь. – Сходи – разузнай все.
Напарник выбирается из кабины. Водитель откидывается на спинку кресла, закрывает глаза и бормочет:
– Лишь бы самолет не опоздал. Неохота маяться тут.
8
Квартира, где живет Наташа Андреева с мужем, впечатляет роскошью отделки и обстановки. Впрочем, роскошь эта аляповатая и довольно безвкусная – новорусская.
Наташа сидит на диване, подобрав ноги и спрятав их под полой атласного халата. Ее темные волосы коротко подстрижены. Челка закрывает лоб. Она красива, но особенно привлекают внимания длинные натуральные ресницы и небольшой рот с мягкими, как бы слегка припухшими губами. В кресле рядом сидит ее мать, полнеющая женщина лет пятидесяти, тщательно ухоженная и хорошо одетая.
– Знаешь, мама, – с горечью говорит Наташа, – я очень жалею, что послушалась тебя. И чем дальше – тем больше жалею. Нет, дура я. Дура! Позарилась на деньги, сладкую житуху. А оказалось, что деньги и на хрен не нужны, когда к мужу, к мужику, который трахает тебя по полному праву, не испытываешь никаких чувств, как проститутка к клиенту. А еще пару лет, и я его просто возненавижу. Если до этого с ним ничего не случится. Знаешь ведь, чем он занимается…
Мать недовольно поджимает губы. От добра добра не ищут. Ну что еще нужно для спокойной и сытой жизни, кроме денег. Всё нынешним вертихвосткам мало. Пожить бы им в другое время. И какая разница, чем он там занимается, из кого там дух вышибает. Главное, что дом – полная чаша.
– Догадываюсь, – говорит она спокойно. – И все таки… Наташа. Разве лучше было бы если бы ты сейчас сидела на засаленном диване в однокомнатной квартире с каким-нибудь пьяницей-мужем, с вопящим ребенком, а то еще и со свекровью.
