Род Серлинг - Ночь смирения
Кривая усмешка появилась снова, когда он посмотрел на свои костлявые руки, потом на мистера Данди.
- Вот почему я пью, мистер Данди, и вот почему я плачу.
Он испустил глубокий вздох, странная кривая усмешка застыла на его лице. Повернувшись, он проталкивался по проходу мимо перешептывающихся продавщиц и усталых покупателей, смотревших на этот символ Рождества, который был намного более усталым, чем они.
Генри Корвин шел по авеню мимо 104-й улицы. Он чувствовал холодный снег у себя на лице и отрешенно смотрел на праздничные окна магазинов, мимо которых шел. Когда он дошел до угла, то направился к салуну, идя очень медленно, спрятав руки под мышками.
Он свернул за угол и пошел по переулку к задней двери бара, и именно тогда до него донесся этот звук.
Это был странный звук. Бубенчики или что-то в этом духе. Но очень странный. Какой-то приглушенный и неясный. Он остановился и посмотрел на небо. Затем улыбнулся самому себе и покачал головой, уверяя себя, что бубенчики, или что там еще, возникли в его собственном сознании, в усталом, одурманенном виски сознании. Но через секунду он снова услышал бубенчики, на этот раз более продолжительно и громче.
Корвин остановился возле грузовой платформы для оптовой продажи мяса. Он снова с интересом посмотрел в небо. Кошка, вдруг выпрыгнувшая из-за бочки и с воем промчавшаяся мимо него по снегу, заставила его вздрогнуть. Она побежала к другой платформе на противоположной стороне, перепрыгнула через мусорный бак и уронила мешок, почему-то лежавший поверх мусора. Потом она исчезла в темноте.
Мешок упал Корвину под ноги, и из него высыпалось несколько мятых консервных банок. Корвин нагнулся, поправил мешок и засунул банки назад. Затем он перекинул мешок через плечо и понес их к платформе. На полпути туда он снова услышал колокольчики. На этот раз четче и намного ближе.
И снова он остановился и широко открытыми глазами посмотрел на небо. К звуку колокольчиков присоединился еще один. Корвин не мог описать его, но мысленно отметил, что он походил на удары маленьких копыт. Он очень медленно уронил мешок с плеч, тот упал еще раз, и его содержимое высыпалось на землю. Корвин посмотрел на него, моргнул, потер глаза и смотрел не отрываясь.
Из мешка выглядывали кабина грузовика и нога, и рука куклы.
Было очевидно, что в мешке полным-полно игрушек. Он упал на колени и стал рыться в мешке, достав по очереди грузовик, куклу, игрушечный домик, коробку с надписью "Электропоезд", и остановился, поняв, что в мешке лежат только игрушки. Он удивленно вскрикнул и торопливо побросал игрушки назад в мешок. Он перебросил его через плечо и медленно побежал к улице, спотыкаясь и останавливаясь, чтобы поднять упавшую игрушку. Он почувствовал, как слова клокотали в нем и наконец вырвались наружу.
- Эй! - крикнул он, поворачивая на 111-ую улицу. - Эй, люди! Эй, дети - Веселого Рождества!
Миссия на 104-й улице была большим неприглядным и скучным местом, гнетущим глаз и умерщвляющим душу. Ее главная комната представляла собой прямоугольник, почти лишенный мебели. Здесь рядами стояли неудобные скамьи с прямыми спинками, а в дальнем конце стоял орган и было небольшое возвышение. Большие лозунги с поучениями типа "Возлюби ближнего своего", "Вера, Надежда и Любовь", "Что посеешь, то и пожнешь" покрывали стены.
Около двух десятков стариков сидели на скамьях. Скамейки были широко расставлены по залу. Некоторые из присутствующих держали дешевые чашки, наполненные дрянным кофе. Они сжимали их руками и наслаждались теплом, давая пару подниматься к их заросшим щетиной лицам.
Они носили печать старости и бедности, отчаянные одинокие старики, чья жизнь как-то быстро и неприметно превратилась в фальшивые зубы, дрянной кофе и эту неприглядную комнату, где продавали религию и жидкую кашу в обмен на последние остатки достоинства.
Миссию возглавляла сестра Флоренс Хорвей. После двадцати четырех лет она начала сливаться со стенами, скамьями и жалкой атмосферой. Это была высокая угрюмая старая дева, в уголках ее рта пролегали глубокие складки. Она с какой-то отчаянной силой била по клавишам, громко, но плохо играя мрачный рождественский хорал, в котором была если не музыка, то дух.
С улицы ворвался старик и начал шептать что-то старику, сидящему на последней скамье. Через мгновение все присутствующие начали перешептываться и показывать на дверь. Сестра Флоренс заметила волнение и попыталась заглушить eго, играя еще громче, но к этому времени все были на ногах, громко разговаривали и жестикулировали. Наконец сестра Флоренс взяла нестройный аккорд, поднялась и посмотрела на стариков.
- В чем дело? - раздраженно спросила она. - Что за шум? Что за суета?
Старик, первым сообщивший новость, снял шапку и нервно мял ее в руке.
- Сестра Флоренс, - робко сказал он, - я ни капли в рот не взял с прошлого четверга, и это - истинная правда! Но я клянусь вам, что видел это собственными глазами - по улице идет Сайта Клаус и раздает всем то, что они желают!
Послышались приглушенные восклицания другого старика.
Тусклые и печальные глаза засверкали. Уставшие старые лица оживились, а голоса заполнили комнату.
- Сайта Клаус! .
- Он идет сюда!
- И он несет нам все, что мы пожелаем!
Дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и в миссию вошел Генри Корвин. Его лицо было красным, глаза сияли, а на плече был мешок, в котором виднелись ярко упакованные вещи.
Корвин поставил его на пол, взглянул на стариков, сияя глазами, и сделал типичный для Сайта Клауса жест - приложил палец к носу.
Потом с улыбкой осмотрел комнату и булькающим от возбуждения голосом сказал;
- Джентльмены, сегодня - канун Рождества, и моя задача - сделать праздник веселым. Что хочется вам?
С этими словами он указал на одного из стариков. Тощий маленький беззубый старичок удивленно показал на себя.
- Мне? - спросил он хрипло и облизал губы. - Я мечтаю о новой трубке.
Старичок затаил дыхание.
Корвин не глядя залез в мешок и извлек округлую пеньковую трубку.
Послышались возгласы удивления, когда старик взял ее дрожащими руками и молча уставился на нее.
Корвин обратился-к другому старику.
- Как насчет вас?
Этот старичок несколько раз открывал и закрывал рот, прежде чем смог проговорить дребезжащим голосом.
- Может быть, может быть, шерстяной свитер?
Корвин сделал широкий театральный жест. Он возвестил:
- Шерстяной свитер у вас будет. .
Когда его рука уже была в мешке, он поинтересовался:
- Ваш размер?
Старик вскинул тощие руки с голубой сеточкой вен.
- Какая разница?
Из мешка появился свитер с высоким воротом, и старики столпились вокруг Корвина. В их слабых голосах слышалась надежда.