Жанна Браун - Синяя дорога
Читатель встречает Альку в одном из городов нашей страны в решающий для него период, когда в сознании разведчика уже наступил крутой перелом, когда он приходит к мысли, что «чем больше знаешь, тем большую роль в выборе действий играет не голова, а сердце». Удивляясь самому себе, он соглашается с разговорчивым стариком в автобусе, что «нужно воспитывать совесть».
Финал предопределен заданной морально-психологической посылкой. Решение Альки остаться на Земле означает его переход на сторону гуманизма и справедливости. Несмотря на небольшой объем, произведение отличается масштабностью замысла и убедительным сюжетным решением. Суховатая, сдержанная манера письма соответствует логическому построению. Неожиданные повороты действия, хотя заметна и некоторая скованность автора (сюжетного материала хватило бы на целую повесть), делают рассказ особенно впечатляющим. И, что самое главное, в нем ощущаются отзвуки тех тревог и проблем, той борьбы прогрессивных сил с мировой реакцией, которые сотрясают сегодня нашу планету.
Если «Экспонат» Н. Никитайской поначалу воспринимается как только шуточный рассказ, то по мере продвижения действия обретает серьезное звучание. Тема доброты, человечности высвечивается все больше и больше через отношение персонажей — деда Николая Никитича и сотрудников музея «Богатства Вселенной» — к мальчику с небесно-голубыми глазами, якобы найденному дедом «в квадрате 488 чуть в стороне от большой световой дороги, на планете Ведьм, где он всегда запасается водой». Рассказ очень необычный, но в этом и заключается его прелесть.
Рядом с фантастическим юмором — политический памфлет и сатира. То и другое мы найдем в забавном по выдумке, но достаточно серьезном по идейной насыщенности рассказе Б. Романовского «Парень из послезавтра». Здесь совмещается несколько сюжетных слоев: «высланный» из 2173 года в наше время субъект с атавистическими инстинктами, который, по мнению психоаналитиков, найдет себе место в капиталистическом обществе; быт американского захолустья, разорение мелкого фермера, не выдерживающего конкуренции с богатыми соседями; встреча с пришельцем, который доказывает на деле, что может творить чудеса; неожиданные последствия «подарка», вызванные злобным умыслом маньяка, затесавшегося в банду ку-клукс-клановцев, окончательно разоривших ферму. Рассказ удивительно причудлив и сюжетно насыщен.
При минимальном объеме повествования автору удалось показать двойственность человека из будущего, одновременно и благодетеля, и бандита, четко обрисовать социальный фон, на котором развернуто действие, раскрыть научно-фантастическую гипотезу, основанную на перспективных идеях современной генетики, — в нарочито неправдоподобном варианте мутированного соединения растений с млекопитающими: гротескный образ гибридного «дерева-коровы». И при этом суметь довести замысел до памфлетной сатирической заостренности.
Таковы произведения, включенные в сборник «Синяя дорога», дающий частичное представление о творчестве участников ленинградского семинара фантастической прозы.
В заключение остается лишь пожелать: побольше фантастики, хорошей и разной!
Феликс Дымов
ШКОЛА
ПОВЕСТЬ
В каждом селении по крайней мере один дом имеет собственное суждение обо всем на свете и порой очень нуждается в слушателе. В Дыницах таким домом была Школа.
Ее построили лет за шесть до войны. Поставили на косогоре, в таком месте, где в старину обычно ставили церковь. Куда бы кто ни шел, ни ехал, Школы миновать не мог. Старые учителя, оглядев крутой подъем и переложив высокую стопку тетрадей из одной руки в другую, шутили: «Утром — с одышкой, зато вечером — с припрыжкой…» А ученикам в потеху что прямой, что обратный путь: не один превращенный в салазки портфель потерял свой блеск на веселой заледенелой дороге, не одна пара подошв сгинула по осени в липкой глинистой грязи косогора…
Кирпичное двухэтажное здание под черепичной крышей издали выделялось среди толпы беленых мазанок, полузатопленных вишневыми садами. Неслыханное дело — Школа имела даже черный ход, наглухо, впрочем, заколоченный осторожным завхозом. Однажды летом во дворе вкопали столбы с поперечиной вроде сильно растянутой буквы «П». Навесили шесты, канаты. И Школа осанилась, гордясь единственным физкультурным снарядом на весь район.
Ничуть не меньше Школы новшеством гордился директор — Леонид Петрович Молев, Школе приятно было ощущать эту его внимательную гордость. Ей вообще доставлял удовольствие вид нескладной фигуры Леонида Петровича с широким, чуточку асимметричным лицом и бесцветными выпуклыми глазами. Лицу директора — особенно глазам — откровенно не хватало выразительности. Зато уж чего было в переизбытке — так это золотых зубов во рту, словно бы директор беспрестанно и не ко случаю улыбался. Когда, обходя территорию, Леонид Петрович машинально поглаживал ладонью цоколь здания, обведенный с парадной стороны блестящей черной каймой, у Школы внутри что-то тихо ухало, пупырышки разбегались по штукатурке, сухо першило в дымоходах. В такие минуты Школа не на шутку завидовала кудлатой дворняжке с репьями на хвосте, которая могла повалиться на спину и заскулить от великого счастья у ног своих хозяев Кольки и Котьки Бабичей. Но ведь Школа не дворняжка — где это видано, чтобы дома, даже не такие степенные и симпатичные, торчали кверху фундаментом?!
Помимо наружности, Школе определенно нравились и мысли директора. Не только потому, что половина их была связана с ней самой и посвящена истории отчаянной борьбы за штакетник и лампочки, за новый глобус в учительскую, за списанное в МТС магнето взамен разбитой лейденской банки, за возможность премировать в обход штатного расписания ботаника, который вечерами вел с ребятами мотоциклетный кружок и хор. Но главным образом потому, что директор относился к Школе как к живой. Школа часто видела себя в мыслях директора большим, неуклюжим, требующим заботы существом. Ну, скажем, как неловкая, застенчивая девчонка-переросток. И ключицы-то, и локти у нее выпирают. И сутулится она — не знает, куда руки девать. И ноги у нее длиннущие, тощие, словно две жердины. А все ж для отца-матери нет никого дороже и привлекательней. «Ах ты несмышленыш! — Молев укоризненно покачает головой возле осыпающегося угла и вздохнет: — Опять коленки продрала, не напастись на тебя!» Так и подумает: «коленки». И не успокоится, пока не залечит, не закрасит даже самой пустяковой царапины. За «несмышленыша» Школа не обижалась, хотя давно уж из несмышленышей выросла. И принимая теплые на слух мысли Леонида Петровича, еле сдерживалась, чтобы не вмешаться, не сказать что-нибудь такое, от чего и сам Молев внезапно подпрыгнул бы на стуле в своем тихом-претихом директорском кабинете…
