Анна Бжезинская - Космопорт, 2014 № 01 (2)
Шимек смешался. Не слишком-то хотелось ему выслушивать Бабусины истории. Полагал, что от володаря и его семьи надлежит держаться подальше: с несчастьем, как с блохастым, только прислонись — ан уже налезло. Да и отсутствие у Бабуси уважения к законам, по которым живет мир, наполняло его беспокойством.
— А ты, Шимек, чем бы хотел заняться? — спросила ведьма с хитрым лицом.
— Может, избу побелю? — рискнул он, не дожидаясь, пока та выдумает что-нибудь похуже выгребных ям.
— Ой, Шимек… — вздохнула Бабуся. — Завтра пятница, ни одна уважающая себя ведьма в доме и пальцем не шевельнёт. Чем по жизни хотел бы заняться, спрашиваю.
— Ну… — задумчиво поскрёб он макушку. — Хотелось бы, чтоб все спокойненько было. Мясная похлёбка и пирог со сливками каждое воскресенье…
Бабуся заметила, что интеллектуальное усилие становится для Шимека слишком болезненным, и сказала:
— Ладно, пирог тебе завтра будет. Возьмёшь кусочек, матери занесёшь. Лучше будет, коли не станешь путаться у меня под ногами… О свиньях не беспокойся, позабочусь о них как следует.
Назавтра, освобождённый от службы и радостный, Шимек притаился в кустах, чтобы поглазеть на крутящуюся по подворью Ярославну. Однако же с удивлением отметил, что любовь его начала как бы убывать. И особенно много убыло её, когда Мельниковы работники его приметили и принялись дразнить, что, мол, вот и новый хахаль для Ярославны. Девушка разгневалась, крикнула:
— Уматывай отсюда, свинопас грязный! Перестань лазить за мною! Перестань на меня таращиться! Убирайся! — и сбежала с плачем под издевательский хохот Мельниковых работников.
Отчаявшись от её бесчувственности, Шимек снова поволокся в ведьмин домик.
«Ох, Ярославна! — думал с упреком, — Ярославна, моя сладенькая Ярославна!»
— «И четырнадцать моргов, — подсказывал чей-то упрямый голосок у него в голове. — Четыре коровы. Пуховая перина…»
— «Но всё изменится, — убеждал он себя решительно. — Ещё два дня, отвар из любавницы — и всё изменится!»
И он так размечтался, что лишь сильный удар рогами возвратил его назад на землю. Козёл Бабуси мекнул издевательски и убежал. Отчего-то козёл этот ужасно его невзлюбил и наподдавал рогом при каждой возможности. Разозлённый парень ринулся за козлом, который благоразумно забежал в избушку. Но ведомый праведным гневом, Шимек не остановился!
— Уже пришёл? — удивилась Бабуся Ягодка…
А челюсть Шимека так и отвисла от удивления. Потому как в избе сидели три видные молодицы, и одна из них, собственно, и заговорила голосом Бабуси (только более молодым и не таким писклявым). Были на них расшнурованные одежды с глубоким вырезом, каких не постыдилась бы и сельская потаскуха. Только куда там той потаскухе с благородным именем Горностайка было до зачарованной ведьмы!
— Я так… за козлом… прощенья просим, — пробекал поражённый Шимек и сбежал.
Изнутри избы донёсся до него дружный хохот трёх ведьм. Кажись, они со смеху так и полегли. Потому Шимек предусмотрительно отказался от ужина и вернулся к своим свинкам.
Утром Бабуся выглядела уже совершенно обычно.
— Ты что же, боишься меня, Шимек? — спросила она.
— Ну нет… — бездарно соврал Шимек.
— Не слишком.
— Потому что нечего бояться, — кивнула Бабуся. — Правы девки, что-то я в последнее время страшно разленилась. Испортила метлу, перестала изменяться заклинанием «молодая-и-красивая», даже с нетопырями давненько уже не летала. Эх, провинция, стагнация. Не то что некогда… — задумалась над чем-то ведьма.
— Но уж пока ты здесь, не стану колдовать. Чтобы ты не слишком пугался.
— Э, да мне-то всё едино, — пробормотал парень. — Превращайтесь, коли есть такая охота.
— Так вот? — спросила Бабуся игриво. Замахала тоненькими ручками, повернулась быстро — и снова перед Шимеком стояла черноволосая девица, которую он давеча видал в избе. — Сегодня ярмарка в Зелонках. Вернусь вечером, — она вырвала жердь из плетня, подтянула повыше юбки, уселась верхом и улетела.
Шимек побелил дом, вымел пол, вычистил печь, съел остатки жаркого со вчерашней ведьминой гулянки и, когда уже совершенно не знал, чем бы заняться, отправился таращиться в колодец.
Ярославна приказала мужу убираться на мельницу, а сама закрылась в подклети и с кем-то там хихикала. Шимек-в-колодце приложил ухо к стене и был почти уверен, что узнаёт голос настоятеля. Словно кто его острогой ткнул — принялся пристально разглядывать потомство (Ярославна всё хихикала в подклети) и пришёл к выводу, что младшенький его сынок слишком мордашкой напоминает уважаемого душепастыря…
Со злости Шимек пнул сруб. Печаль раздирала его сердце. Колодец заклокотал возмущённо и больше ничего не показал.
Потом Шимек слышал, как Бабуся, возвратясь, зовёт его, но не отозвался. Лежал, скорчившись, между свиньями и отчаивался, отчаивался столь страшно, что уснул только перед рассветом. А утром заявил, что в воскресенье работать не станет.
— Уважаю твои религиозные чувства, — согласилась Бабуся. — Можем слетать в село, как все уйдут на службу.
Шимек и сам желал бы сходить на службу, но решил, что не стоит провоцировать ведьму. С боязнью уселся на жердь позади старушки.
— Придержись-ка, — посоветовала Бабуся.
Он неуверенно приобнял её за пояс. Девицы постоянно насмехались над Шимеком. Даже сельская шлюха шутила, что, мол, лучше бы ему сидеть со свиньями в хлеву, а не в корчме. Но Бабуся только с чувством потёрлась об него и чуть поёрзала, пока не нашла положения, чтобы он сумел ухватиться поудобней.
Приземлились на рынке, перед корчмой. Из-за дверей церквушки по ту сторону площади раздавался хриплый голос певчего, а жёлтый сельский пёсик с лаем вцепился в юбки Бабуси.
Та пнула псину под выпирающие рёбра и размашисто поддёрнула подол.
— Как-то сонно здесь… — произнесла, осматриваясь по сторонам. — Что-то мне кажется, Шимек, что надо бы их слегка расшевелить!
Сперва они шмыгнули на мельницу и выколдовали жучков во всю муку. Потом заморозили пиво в корчме, сбили копыто коню настоятеля, сломали ось в телеге володаря и подпустили вшей в праздничный парик Висенки. Шимек и не помнил, когда он в последний раз так веселился. На обед же заявились в ближайший городок, где в кабаке с дурной репутацией потребовали себе салат, вепря в охотничьей подливе, паштет с трюфелями и на десерт — малиновую пенку. Бабуся, не моргнув глазом, за всё заплатила серебром и приказала ещё добавить на дорожку три бутылки красного винца. В полночь пролетели над селом, пошатываясь на жерди и постреливая молниями. В конце всего Бабуся устроила над садом володаря град колдовских огней, а Шимек заржал, довольный, и облапил её ещё сильнее.
