Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов
Уезжая с площади аэровокзала на такси, я увидел кучку замызганных, вроде Джунза, нищих, поющих под аккомпанемент музыкальных палочек и бронзовых крохотных тарелок. У их ног дымились какие-то черные кости. Чуть в отдалении благочестиво молчала толпа любопытных.
– Что это? – спросил я шофера. – Остановите!
– Какой-то иностранец сжег себя, – ответил таксист. – Многие приезжают сюда, чтобы стать прахом на святой земле…
Я выскочил из машины и бросился к нищим. Меня придержал за рукав смуглый вежливый полицейский.
– Это же убийцы! – сказал я, должно быть, с ненавистью. – Надо же что-то делать!
Полицейский внимательно смотрел мне в лицо.
– Вы ошибаетесь. Он сам. Все было честно, слава богам. – И, подумав, добавил:
– Мешать не надо.
– Мешать не надо, – повторил я. – Мешать не надо… В этой корявой фразе на английском языке была бездна философии.
– Вам плохо? – участливо спросил полицейский, беря меня под руку.
Я оттолкнул его излишне сильно – он шлепнулся на брусчатку, взбрыкнув тонкими ногами. Все было как в бреду. И русский даньчжин, превращенный в вязкий шлак, и молчаливая толпа, и разозленный полицейский с дубинкой в руке.
Уладив все формальности с полицией, с религиозными и природоохранными ведомствами, совершив два десятка стремительных визитов к «нужным» людям, бегу из столицы. Я на земле Небесного Учителя! Я начинаю главное дело своей жизни. И вот я уже еду в битком набитом автобусе, похожем на деревянный гроб, пересаживаюсь в другой, еще более тесный, поднимаюсь по тряской дороге выше стратосферы и все время пытаюсь что-нибудь увидеть в просвет между чьим-то потным бюстом и чьей-то потной спиной. Я отмяк душой. Что значит оказаться в плотном контакте с людьми! И многое забытое вновь начинает мне нравиться – запахи, звуки, новые впечатления, пыль на зубах. Жизнь! Огромное удовольствие мне доставляют неторопливые разговоры попутчиков. Я понимаю даже фразеологические обороты! Улавливаю диалектные и просторечные слова, неизвестные академическим учебникам и словарям.
Люди говорили о священных тиграх, о ценах на базарах и в лавках, о приближающемся сезоне дождей, о жертвах богам, о старческих недугах каких-то уважаемых монахов. И об облаве на тэуранов. Меня восхитило это красивое и жуткое словцо – «тэуран». Оно мне известно по даньчжинскому эпосу, известному в Европе под названием «Пу Чжал, князь тэуранов». В переводе со старотибетского, явившегося основой для многих гималайских языков, «тэуран» – это «живой мертвец», вроде африканских зомби, то есть существо без души, вылезшее по какой-то серьезной надобности из могилы. Типичный фольклорный монстр. И вот люди говорят о фольклорных монстрах как о фактах жизни – столько-то человек было в облаве на них, столько-то погибло…
Я спросил, как они выглядят, эти тэу, тэураны. Оказывается, до сих пор никто не видел даже их следов. Но как же погибшие участники облавы? Их трупы – и есть единственный след, ответили мне.
Тэураны… Есть ли какая-нибудь связь между ними и Небесным Учителем? И распространением даньчжинизма в мире? По-видимому, есть. Ведь в застойных системах все чуждое и новое неминуемо отторгается.
Автобус остановился, и все пассажиры разом полезли на свежий воздух. Я вышел последним и увидел каменистую ровную площадку на самом краю пропасти и хижину, сложенную из дикого камня. Металлическая табличка на придорожном приземистом столбе объяснила на дюжине самых ходовых языков мира, что отсюда начинается буферная зона заповедника и что до крепости-монастыря Тхэ – 25 миль. Вокруг вздымались синие невероятные вершины с белыми сверкающими макушками. Далеко внизу, как будто совсем в другом мире, застыло бурное море зелени. Там было то, что в туристских буклетах именуется горными джунглями Ярамы.
Пока я, раскрыв рот, любовался красотами пейзажа, рослые парни в униформе охраны заповедника проверяли документы и вещи пассажиров – по-видимому, искали огнестрельное оружие, строжайше запрещенное во всех нормальных заповедниках мира. Потом автобус с местными жителями отправился дальше, а я остался сидеть на чемодане под навесом контрольно-пропускного пункта. Еще в столице меня предупредили, что заповедник закрыт для иностранцев и ехать туда бесполезно. Однако я все еще надеялся на какое-то чудо.
– Через три часа автобус пойдет обратным маршрутом, – успокоил меня старший команды контролеров, похожий на Геракла, в пятнистом комбинезоне. Геракл рассматривал меня со сдержанным любопытством, вернее, синяки на моей физиономии. Как потом выяснилось, он сразу заподозрил во мне опасного типа. Но охрана заповедника была достаточно вышколена, и Геракл оказался выше личных подозрений. Он вполне дружелюбно, даже с легким состраданием в голосе разъяснил мне на ломаном английском, что заповедник находится на землях, принадлежащих монастырю, и что совершенные люди монастыря взяли в свои руки дело спасения ценностей Ярамы. Вот почему ни туристов, ни ученых, ни международных деятелей приказано не пропускать.
Я пытался расположить охрану к себе знанием дань-чжинского языка.
– Мне обязательно нужно побывать в Тхэ-чхубанге, – сказал я с соблюдением законов местной орфоэпики. – Вы даже не можете представить, какое огромное расстояние и какие трудности я одолел на пути к вам. У меня есть рекомендательные письма.
– Ничего для вас сделать не можем, сэр, – продолжал Геракл. – Вчера, например, мы не пропустили арабского шейха. Он даже угрожал начать войну с нашим государством, если мы его не пропустим. Мы все равно не пропустили.
– Мне нужно поговорить с кем-нибудь из главных монахов монастыря, – упрямился я как ребенок, – у вас же есть рация. Я вижу антенну направленного действия…
– Бесполезно, сэр. – Геракл перевел взгляд на желто-зеленое поле под моим правым глазом. – Арабский шейх разговаривал с совершенными по рации. Теперь нам запрещено использовать рацию не по назначению.
«Может, он вымогает взятку? – подумал я. – Ведь пропустили же они буквально всех пассажиров автобуса, а среди них наверняка были и приезжие…» Но меня затошнило при мысли о взятке. Всю жизнь натыкаюсь на необходимость дать взятку и всю жизнь не могу сделать этого из-за каких-то бетонных рефлексов.
– Мне обязательно нужно в Тхэ-чхубанг!
– Приезжайте через год, сэр. Может быть, тогда положение улучшится.
Во мне все кипело. Ну почему мне так не везет, черт возьми! Я надел на шею спортивную сумку, взгромоздил на плечо свой большой, тяжелый чемодан и отправился пешком прочь от КПП.
– До города шестьдесят миль, сэр! – крикнул удивленный Геракл.
Я даже не обернулся и не споткнулся.
