Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год
В ту же ночь мадьяр ушел за Карли и Гунстейном, а Торир еще два восхода солнца встречал вместе с доверчивой биармийкой. Та все время толковала ему, чтобы он не ходил к богине, все равно он ее не увидит, видеть ее нельзя, и даже хранители ее не видят - остального он не понял и отвечал поцелуями. И еще он узнал, что в Биармии никто не целует женщин, хотя это так приятно.
На третью ночь, когда девушка, утомленная, уснула, Торир услышал крики ворона, тихо оделся, взял оружие и встретил спутников. Они пошли, как было указано, на бревнах переплыли Сысолу и увидели бор. Деревья на опушке его были украшены красными тряпочками.
Викинги сложили оружие и устроили небольшой совет. Набег они решили перенести на ночь, благо было полнолуние, а пока пошарить опушку, нет ли на ней неубранных даров.
Гунстейн считал, что дары оправдают их при случайной встрече с хранителями. Он первый поднялся - и замер: над вековыми соснами издали донесся печальный тихий крик.
Тут Торир и Гунстейн решили, что первым должен идти Карли, тот вошел в тень деревьев - и огромная оперенная стрела, словно выпущенная из лука великаном, свистнув, пролетела мимо него и вонзилась в сосну неподалеку. Выдрав стрелу, Карли принес ее и сообщил товарищам, что стража их обнаружила. Они стали спинами друг к другу, как это обычно делают норманны, но в лесу было тихо. Еще раз взвыла богиня за лесом - глухо и томительно, но никто не кидался, не пускал стрел, не окликал их. Торир предположил, что Карли напоролся на самострел. Не размыкая круга, они начали пятиться к опушке, и за ближайшим деревом действительно нашли огромный почерневший от времени лук, от которого через еле заметную тропинку тянулась струна из высушенных жил.
Теперь мы снова сможем следовать рассказу Снорри, другие саги испорчены безудержным фантазированием.
Дождавшись ночи и луны, три викинга осторожно углубились в лес, избегая протоптанных дорожек, останавливаясь при каждом шорохе. Было поразительно тихо, безветренно, огромная белая луна сияла над черными вершинами сосен. Лес начал редеть и оборвался на круче, под которой текла блестящая вьющаяся речушка.
– Вот она!- прошептал Гунстейн.
Совсем близко, над обрывом, пониже того места, где стояли викинги, была круглая изгородь из заостренных кольев, а в середине ее - что-то черное, узловатое, страшное, как ночной кошмар. Когда викинги спускались к изгороди, потянуло ветром, и все вокруг закричало, завыло, застонало. И хотя вокруг по-прежнему никого не было, они встали спиной к спине, чувствуя локти друг друга, и так дошли до изгороди. Торир сказал, что он должен поколдовать, и обошел изгородь: на самом деле он искал ворота, но изгородь была сплошная. Обходя ее вторично, он стучал тихонько по кольям, бормоча заклятия и вслушиваясь - не отзовется ли дребезжанием непрочно укрепленный выдвижной кол. Третий раз он обошел ограду просто так - всякое гадание должно исполняться трижды, а не дважды. Хода внутрь не было. Тогда Карли подставил спину, а Торир и Гунстейн с его помощью перебрались через ограду.
Снорри говорит, что Карли тоже залез внутрь, но я думаю, что он остался снаружи, так было бы, конечно, более верно.
Спрыгнув, викинги попали на что-то мягкое и сыпучее.
Они огляделись и поняли, что стоят на россыпях монет, похожих на чешую рыбы. Ни один из них даже во сне не видел столько золота и серебра, столько блестящих кружочков, которые значили для них все - счастье, славу, власть, смысл жизни.
Гунстейн дрожащими руками вытащил из-за пазухи мешок и принялся ссыпать туда деньги, а Торир пошел к центру, и монеты осыпались под его ногами, как речная галька.
Когда-то здесь стояла могучая сосна. Югорцы обрубили ей верх и тщательно изогнули сучья в сторону реки, соорудив подобие буйно сплетенных волос, а две самые большие ветви отогнули вниз, к корням, так что получились две узловатые руки. На соединенных пальцах-ветках было пристроено сияющее серебряное блюдо. На высоте в два человеческих роста дерево было оголено от коры и грубыми ударами топора превращено в подобие лица с огромным оскаленным ртом - все это было осмолено и отливало в лунном свете черным лаком. Торир потянул блюдо, и в этот момент дохнул ветер и изнутри дерева донесся раздирающий душу стон. Сам Торир-собака, который никогда и ничего не боялся, дрогнул и выронил блюдо. Он мысленно обругал себя самым грязным словом, подхватил блюдо, но заметил, что ветви-руки обвешаны ожерельями из нанизанных монет. Он стал обрывать их и сваливать в свой мешок.
Тем временем Гунстейн перебросил свой мешок через ограду, и Карли подал ему другой. Торопясь, Гунстейн напихал в него монеты, смешанные с трухой сгнивших мехов и землей, когда подошел Торир с блюдом и полным мешком. Все это они передали Карли. Торир вскарабкался на изгородь первым, на руках подтянул Гунстейна, они мягко спрыгнули и, забрав добычу, побежали через священный лес, забыв о капканах и самострелах. Луну затянуло облаками, поднялся ветер, ограбленная богиня выла им вслед, но охваченные алчностью, они бежали, бросив щиты, а ветки били их по лицам, монеты мелко звенели в мешках.
На берегу Сысолы, уже днем, Гунстейн предложил делиться, и Торир великодушно отдал товарищам почти все деньги, оставив себе только блюдо, украшенное тончайшей восточной резьбой. Он пошел впереди, держа блюдо, как щит, а за ним тащились двое, нагруженные мешками. Ноги их кровоточили, плечи ныли, как от побоев. Дом Манси они обошли стороной, и Торир подумал, что зимой тут родится его сын, которого могли бы звать Гаральд Торирссон, но ему дадут какое-нибудь югорское имя, и он станет вонючим рыбаком. После этого Торир напрочь забыл о доме Манси.
К своим лодкам они вышли на рассвете, когда гребцы спали, Гунстейн едва шел, он хотел крикнуть помощь, но Торир зажал ему рот: не следовало показывать гребцам добычу. Он оставил Карли с мешком и блюдом, а сам помог Гунстейну стащить мешок в лодку, потом вернулся и убил Карли. Он ударил его, подкравшись сзади, мечом по шее, и кровь хлынула широкой струей. Взвалив на плечи мешок и блюдо, Торир вышел к обрыву и увидел, что лодка Гунстейна уже отплыла, и понял, что парень не так глуп, как кажется.
Сага Снорри говорит, что Торир-собака догнал лодку Гунстейна и захватил его добычу, но сам Гунстейн успел убежать. Можно предполагать, что он погиб от голода в двинских лесах. Торир вернулся в Норвегию как раз тогда, когда король Олаф II Гаральдссон со своей дружиной встретил вернувшегося из Рима Канута Датского и был наголову разбит в бою. Торир-собака тотчас поклялся в верности Кануту, и никто не посмел спросить его о судьбе Карли и Гунстейна, сторонников презренного Олафа Толстого, который сбежал в Киев ко двору Ярослава Мудрого. Через пять лет Олаф с дружиной, набранной среди русских варягов, вернулся за своей короной, был бой, и Торир-собака убил Олафа. Со своим богатством и влиянием Торир-собака легко мог бы стать королем, раскидав двух мальчишек - сына Канута Свенда и сына Олафа Магнуса. Но, поняв это, сторонники предали его и посадили на престол Магнуса Олафссона, которому тогда было десять лет, и он воспитывался при дворе Ярослава в Киеве.
