Борис Долинго - Другое место (Понять вечность)
Видимо, всё это было результатом нервных потрясений, связанных с переворотом Хиггинса. К счастью, у капитана была здоровая натура, как он сам считал, и такие видения посещали его всё реже и реже.
Паршивый соглядатай, подумал капитан, ненавидевший скакавших через очередные звания службистов и, тем более, соглядатаев.
Правда, был случай, благодаря которому д'Олонго сумел завоевать некоторое расположение капитана. После очередной диверсионной операции против дисов с планеты Идента, когда почти вся команда наёмников была перебита, и капитан со своим зампоидом едва уносили ноги на подбитом корабле, д'Олинго, находясь в развороченной гиперонным снарядом рубке, в два присеста высосал из горлышка бутылку трофейного коньяка «Пять Звёздных Скоплений». При этом он вальяжно опирался на обнажившийся кожух реактора. Капитан, бывший изрядным пьянчугой, и тоже бравировавший своей устойчивостью к ионизирующим излучениям, это оценил.
Но всё равно он испытывал к д'Олонго неприязнь, какую только может испытывать арестант к своему тюремщику.
Капитан глубоко затянулся, выпустил отливающий изумрудом на солнце дым и заорал на двух наёмников, присевших, было, на ёмкость с ОВ передохнуть:
– А ну-ка, вы, остолопы, пошевеливайтесь! Чего расселись, протухшие урановые стержни! В порошок сотру и, ветры пустив, развею по Вселенной!
Из грузового люка вылез д'Олонго, подал ногой зазевавшемуся не его пути фермянину, осмотрелся и, увидев капитана, направился к нему.
– Поразительная бестолочь попалась в этот раз, – сказал зампоид вместо приветствия. – Копаются как врачи скорой помощи, принимающие роды в зале суда у подсудимой.
Он тоже смачно сплюнул и вытащил сигареты. Капитан хотел спросить, причём тут роды в зале суда, но, увидев настоящую «Приму», потянулся к пачке, далеко отшвырнув свой зелёный окурок. Они закурили.
– Как вы полагаете, – спросил д'Олонго, – закончим закладку фугасов до полуночи?
– С этими скотами? – Капитан ткнул сигаретой в сторону копошащихся десантников. – На этот раз нас точно ухлопают, если не дисы, то эти бегемоты. У меня нехорошее предчувствие. Им бы только жрать, да спать, да на бабу свою с Фермы залезть. Когда этого не получают, могут очень даже пустить тебе пулю в затылок. Советую быть настороже, если жить хочется.
Д'Олонго понимающе покивал, а капитан глубоко с наслаждением затянулся и спросил, как ни в чём ни бывало:
– Послушайте, лейтенант, где это вам удаётся доставать такие сигареты?
– Надо иметь связи, – ухмыльнулся д'Олонго. – Вернёмся целыми, могу и вам подтянуть пару блоков.
– Был бы весьма признателен, – искренне сказал капитан и, посмотрев на часы, добавил: – Ну, пора выезжать, отсюда ещё часа два пути. Половину идиотов оставляю вам, займите круговую оборону и ждите моего возвращения. Помните про затылок!
– О'кей! – ответил зампоид.
Капитан давно уже подметил, что хоть д'Олонго и был французишка, но явно предпочитал английский. Что такое «английский», капитан тоже не знал, а мозги напрягать не хотел: на чёрта нужны лишние галлюцинации?
Глава 2.doc: «Семейный портрет в интерьере-1».
Заплакал Ванечка, и Маша проснулась, не понимая, сколько же удалось поспать. Кровать рядом была пуста.
Светящийся дисплей будильника расплывался перед глазами. «Чёрт возьми», – подумала она, – «я тоже уже начала мыслить компьютерными категориями. „Дисплей“, скажи, пожалуйста! Не циферблат, не табло, а именно дисплей!»
Ванечка плакал.
Она включили ночник, встала, чуть пошатываясь, и подошла к кроватке, стоявшей в углу спальни. Господи, да что же это такое! Подгузники, которые, согласно рекламе, должны впитывать, впитывать и впитывать, уже переполнились. Или он писает в пять раз больше, чем обычный ребёнок, или эти «памперсы» – дерьмо.
Маша сменила подгузник, и, взяв малыша на руки, немного покачала его. Ванечка, ничего не видя в полумраке, сонно похлопал глазками, почмокал губёшками, думая, что сейчас ему дадут сиську (молока у Маши было много), или хотя бы соску. Способ заставить замолчать маленького человечка верный, но нельзя же приучать ребёнка к этому по ночам: быстро поймёт, что к чему, и ночи превратятся в кошмары.
Маша побаюкала малыша, и он потихоньку затих, засопев крошечным носиком. Она осторожно поцеловала мягкий, словно плюшевый, лоб и уложила мальчика в кроватку.
Из комнаты дальше по коридору доносилось слабое гудение вентиляторов в системных блоках. Господи, даже здесь слышно! Маша присела на кровать, и уставилась на освещённую желтоватым светом ночника стену.
Миша опять торчал у своей машины. Он тратил на компьютер сумасшедшие по меркам любого нормального человека деньги. Агрегат, собранная им, занимала два системных блока типа «миди». Ещё один блок целиком занимали жёсткие диски – колоссальная долговременная память. Маша как-то спросила, для чего ему столько «винтов», ведь можно писать на «си-ди-ромы», но Миша объяснил, что он постоянно кроит свою «Программу», объём у неё – здоровый, и ему нужен нормальный рабочий «бэк-ап». Да и медленнее всё происходит, если с компашками работать.
Маша немного понимала в этом, и до рождения Ванечки ей, как молодому ординатору кафедры клинической кардиологии, приходилось обрабатывать на компьютере массу данных, снятых со спец-мониторов, благо муж научил. Вообще она подумывала даже о кандидатской диссертации, тем более, что папа очень хотел, чтобы она пошла в науку. «Но пусть уж сначала муж», – как любящая жена думала Маша.
О Мише в те времена уже начинали ходить легенды в медицинской среде: достаточно редкое явление – прекрасный нейрохирург, разбирающийся в тонкостях нейрофизиологии, золотые руки которого могли держать не только скальпель, но и паяльник, специалист, соображающий в технике и программировании, что давало ему огромную фору среди коллег. Точнее, могло дать.
С компьютерами Михаил был на «ты» лет с четырнадцати, когда и проявились его первые задатки хакера: он сумел взломать все коды и пароли какой-то крутой и новомодной заокеанской игрушки, чем заслужил репутация спеца в соответствующих кругах.
Однако к огромному удивлению родственников, он поступил в медицинский институт, объяснив своё решение высоким стремлением понять связь между работой ЭВМ и человеческого мозга. После этого никто, в общем, уже не удивлялся решению специализироваться на нейрохирургии.
В мединституте они и встретились. Маша училась на год младше. Близкое знакомство выглядело весьма тривиально: какая-то студенческая вечеринка, симпатичный худощавый парень, довольно быстро показавшийся ей действительно интересным. Маша уже слышала о Мише как об одном из лучших студентов третьего курса, но не более, видела его в институте, но почему-то считала «ботаником».
