Ольга Ларионова - Подсадная утка
— Совет скажет — болевой шок, — усомнился Кончанский.
— Может быть, в других краях и есть такие неженки, но только не у нас. Тем более, что через пару месяцев здешний органист зарулил сюда с шоссе и, не сбавляя скорости, помчался по прямой, пока не врезался в сосну. Сгорел с машиной.
— Совет скажет — замечтался, — резюмировал Рычин.
— Хорошо, а теннисистка из Тарту — ее нашли в камышах, на дне лодки. И снова никаких следов. Солнечный удар, скажете вы? Да, конечно. В октябре. Но если у вас не вызывает подозрений тот факт, что на крошечном пятачке от озера до шоссе — заметьте, не дальше! — за несколько лет произошло около полутора десятков загадочных смертей, то местные жители оказались рассудительнее. Окрестности заброшенной «Лесной лилии» объявили заповедником…
— Минутку! — прервал его Рычин. — У меня мелькнула занятная мысль. Если в последующих трагедиях тоже виновны десмоды, которые раньше никогда не нападали последовательно, то мы имеем перерождение, а точнее — вырождение этих чудищ!
— Да-да, — загорелся Кончанский, — после нападения на людей пятерка вампиров не смогла не только вернуться в свое логово, но даже переползти через шоссе. Избирательность они тоже утратили. Выходит, всемогущими их делал интеллект альфиан, а пси-субстанция нас, грешных, привела к деградации?
— Вот именно! И это — главное доказательство того, что десмоды могут напасть на человека, когда нет выбора. Голод — не тетка. Ну, Конча, летим в Совет — послезавтра альфиане будут у нас.
— …Как слышимость? Слышимость, говорю? Когда не везет, так и ее не добьешься. Ну, поздравь меня, золотко мое яхонтовое, мы погорели синим огнем! Нам-то ясно, что на «Лесной лилии» — это работа десмодов… Что? Совет? Совету это тоже ясно, но… нам дали внеплановую связь с Альфой. И что там поднялось! Эти старшие братья никогда особым воспитанием не отличались, а тут… Они забрызгали слюной все пространство между Землей и Альфой. Мы, видишь ли, сопляки, лезем не в свое дело и подтасовываем факты, а они остальные «раковины» будут строить в окрестностях Проциона, а от нас не примут вообще никакой помощи. Они могут… Что делаем? Переходим на откровенные пиратские действия. Нет, подробности не могу. А ты как?.. Что — никак? Ты же крупнейший специалист по пси-спектрам, как это — не получается? Разве может человек разучиться испытывать страх? Это пожалуйста… хоть землетрясение… хоть взрыв гиперонной бомбы… Опять не испугаются? Ана, не паникуй, вылетай в Мамбгр. Да, подальше от флегматичных европейцев… Да, притащу всех, кто под руку попадется…
Жесткая, непросохшая еще лента раскачивалась на сквозняке, отсвечивала всеми цветами радуги; прозрачный жгуток пси-соративной записи бежал по самому ее краю, временами выбрасываясь за нижний предел. Плохо это было, очень плохо. А как поправить дело, если на всей Земле нет человека, который хотя бы приблизительно знал, что это такое — пси-соративная запись? Хоть смейся, хоть плачь — ну совсем как с гравитацией: сколько веков взвешивали все, от мух до слонов, а в физической сущности гравитации разобрались всего два века назад. Так и тут: прибыли с Альфы грузовики, киберы вытащили скромные на вид самописцы, соединенные с бачками, внутри которых по-живому шевелилась лиловая плесень. Самописец подключался к шлему, который достаточно было надеть, как из бачка тотчас же начинала выползать вонючая коробящаяся лента, сверкавшая, как старинная чешская бижутерия.
Рычин с эталонными таблицами в руках бродил по лаборатории, перебирая каждую такую ленту. Зареванная Ана полудремала в кожаном кресле. Кончанский рисовал десмода, похожего на Рычина.
— А это — со стадиона? — спрашивал Рычин.
— С конгресса врачей, — отзывалась Ана, приоткрывая один глаз. — Было сообщено, что над Аляской прорвана защита и четверо погибли.
— И никакого страха? — Кончанский придал десмоду выражение крайнего разочарования.
— Легкий фон. А эти крупные двухрядные зубцы, как у акулы, — это профессиональное любопытство. Вот оно в чистом виде. А пленка со стадиона — в углу. Там мы тоже оскандалились…
— Ну уж я тебя попрошу! — взвился Рычин. — Я играл левым полуконтактным, и когда мяч подали мне и внимание всего стадиона было приковано к моей персоне — о, какие муки ада я изобразил! Кончанский, скажи, я талантливо изобразил?
— Эдмунд Кин.
— Вот! А основные компоненты пси-спектров — любопытство и восхищение. Нет, ошибка была допущена гораздо раньше — когда заседание Совета транслировалось по всей Солнечной. Человечество психологически подготовилось сыграть страх, подделать его… Единственный выход — отложить эту охоту, черт побери!..
— Мы этого не сделаем, — раздался звучный, словно отраженный от металла голос. — Охота начнется сразу же, как только будет готова первая ловушка, то есть меньше чем через десять дней.
Все невольно вскочили. Когда входил он, все превращались в притихших школьников, не справившихся с уроками.
— Мы не выполнили вашу просьбу, — с усилием проговорила Ана. — Ни один спектр, полученный нами, не совпал с вашим эталоном. Вот они, можете убедиться сами. Поэтому мы и просим у вас несколько месяцев, чтобы у людей сгладилась эта готовность изображать страх.
— Нет, — повторил он так небрежно, словно отмахнулся от чего-то несущественного. Казалось, сейчас его больше всего на свете интересуют радужные ленты, он сдергивал их с проволоки, на которой они сушились, и швырял на пол.
— Это все — в утилизатор. А там что?
В нише, куда он показывал, громоздились плоские коробки.
— Там учебный архив, — пояснила Ана. — Попытки освоить аппаратуру. Здесь — выделение эмоций в чистом виде, здесь — суммарные шумы, в основном — уличные, а тут — так, разное.
Альфианин схватил это самое «разное», вытряхнул содержимое коробки на пол и уселся на корточках, углубившись в исследование старых, потрескавшихся лент.
— А это что? — вдруг закричал он сердито. — Брак? Или запись через узкие щели? Невероятная чистота! Нет, это не может быть первичным импульсом — явно одна из составляющих, выделенная искусственно….. Но как? Мы же вас этому не учили?
— И не брак, и не щели, и не составляющая… — Ана пыталась разобрать условные значки, выцарапанные иглой по краю ленты.
— Да что же это? Что? Что, я вас спрашиваю?! — альфианин схватил ее за плечи и весьма ощутимо встряхнул — да, хорошие манеры не входили в число достоинств старших братьев по разуму…
Но Ана почему-то медлила с ответом и вглядывалась в лицо своего собеседника как-то особенно долго и пристально.