Александр Громов - Сила трения качения
Да, но триста километров пути!.. При самом беглом взгляде на карту становилось ясно, что равнинные участки скорее являлись исключением, чем правилом. Реки. Леса. Болота. Один горный хребет. Бог знает что еще – ведь карта приблизительная, результат беглой орбитальной съемки. Связи с миссией нет. Связи нет и не будет вообще ни с кем. Неизвестно, знает ли кто-нибудь о его местоположении. Скорее всего нет. Триста километров пути, груз массой не менее трехсот килограммов и двенадцать суток в запасе. Есть о чем подумать…
Груз не пострадал – Виссарион тщательно проверил его, чуть только установил, что ни капли энергии из резервных батарей выдоить уже не удастся. Антиграв-платформа оказалась заряжена на две трети – что ж, совсем неплохо. Лучше бы, конечно, на сто процентов, но ведь она предназначена для погрузки-разгрузки, а не для перемещений на большие расстояния. Кому придет в голову проверить зарядку, если на пульте управления не горит красный предупреждающий сигнал и если от платформы только-то и требуется, что съехать с грузом из трюма по пандусу? Космодромная обслуга была ни в чем не виновата, зато по своему адресу Виссарион сказал несколько нелестных слов.
Только теперь, когда срочной работы не осталось, начали болеть ушибы – плечо, шея, таз, колено. На затылке вздулся пульсирующий желвак. Виссарион приладил к нему холодный компресс, а остальные ушибы смазал. Пройдет.
После чего он заснул, спокойно и без сновидений, не прибегнув к транквилизаторам. Все равно, пока ураган не стихнет, нечего было и думать получить помощь или предпринять самостоятельные действия. Когда от человека ничего не зависит, ему лучше расслабиться.
События вернулись в зависимость от Виссариона спустя сутки, когда ураган стих. Открывать аварийный люк обесточенного корабля пришлось вручную. Ветер был еще силен и временами мешал дышать, но не двигаться. Наружный осмотр показал правильность вчерашней догадки: корабль действительно налетел на скалистый отрог и, накренившись, застрял. К счастью, пандус грузового отсека оказался обращен к равнине, а не к скалам. Равнина полого понижалась к болоту, обозначенному, кстати, и на карте. Дальний берег болота не просматривался.
– Так, – без выражения сказал Виссарион.
Иногда он говорил сам с собой, ничуть не считая эту привычку признаком скрытой шизофрении. Наоборот, она помогала ему. Но в данный момент он ограничился простой констатацией: помощь не пришла, а значит, его сигнал не был принят. Какие действия ему следовало предпринять в связи с этим обстоятельством и пониманием долга – было понятно. И лучше всего данные соображения уложились в словечко «так».
Другой на его месте сказал бы «влип». Но Виссарион так не думал.
На сборы ему хватило получаса. При других обстоятельствах он управился бы и за пять минут, но сейчас ему нужно было проявлять разборчивость, придирчиво выбирая лишь то, без чего невозможно обойтись, бракуя громоздкие, тяжелые и не позарез необходимые предметы снаряжения. Вещевой склад был полон всякой всячины, однако Виссарион, основательно перерыв его, отобрал немногое и набил скромных размеров рюкзак. Добавил к собранному запас концентратов на две недели, четыре литра воды, перецепил кобуру плазменника так, чтобы не мешала лямка рюкзака, повесил на пояс большой, смахивающий на мачете нож и счел сборы законченными.
Еще час ушел на то, чтобы вручную опустить тяжеленный пандус. За это время окончательно исчезла надежда получить помощь от миссии. Предстояло поработать самому.
– Поработаем, – согласился Виссарион, забираясь на антиграв-платформу.
Он прекрасно знал, когда начнется настоящая работа – когда, отдав всю энергию, запнется, задрожит и хлопнется на брюхо антиграв-платформа. И произойдет это довольно скоро. Быть может, даже над болотом, но хорошо бы после…
Теперь он жалел, что не взял напарника. Можно было бы послать его в миссию налегке, а самому остаться присматривать за грузом и ждать высланного из миссии транспорта. О том, чтобы хоть на минуту оставить груз без охраны, Виссариону и в голову не могло прийти, как президенту Лиги не приходит в голову высморкаться в скатерть на торжественном банкете. Суровые должностные инструкции ничто в сравнении с естественными табу.
Негромко загудев, платформа поднялась над ребристым полом трюма и, повинуясь управлению, скользнула вниз над пандусом. Виссарион не стал оглядываться на брошенный корабль – в нем не осталось ничего, о чем стоило жалеть.
– Полетаем, – сказал Виссарион.
Любой пилот, даже атмосферник, постыдился бы назвать полетом унылое скольжение в полуметре от поверхности. Но что недозволено пилоту, то допустимо для того, кто ни за что не сменит свою профессию на воробьиное счастье барахтаться в воздухе. Аппарат не касается грунта? Не касается. Значит, полет. Виссарион был точен в терминологии.
Зато в ней не были точны те, кто составлял карту. Ровная поверхность зыбуна перемежалась торчащими там и сям обомшелыми валунами, целыми полями корявого кустарника и даже купами деревьев на островках. Препятствия раздражали. Большинство приходилось огибать по пологой дуге, а некоторые, тянущиеся на километры, и перепрыгивать, даром тратя энергию.
Платформа держала скорость хорошего бегуна-стайера, не больше. О лицо колотились летающие насекомые; мелкие норовили забить глаза и ноздри, крупные били, как картечь, и отскакивали, не успевая ужалить. Бесшумно работал антиграв-привод. Ветер монотонно пел в ушах – к сожалению, встречный ветер! Виссарион пригибался, пытаясь сделать свое транспортное средство хоть немного более аэродинамичным. Кажется, это мало помогало.
Пусть так! Не ждать же, когда ветер соизволит переменить направление. Начальство не простит дипкурьеру опоздание. Он сам себе его никогда не простит. Опоздание равносильно невыполнению задания!
Спустя час из-за горизонта понемногу начала подниматься неровная темная полоска – показался берег. А еще через пять минут антиграв-платформа противным писком и красным мигающим индикатором дала понять: энергия на исходе, необходима подзарядка.
– Сейчас, – сказал Виссарион, покусав губы. – Сей момент найду тебе заправку. Тут недалеко, парсеков сорок всего-навсего…
Медленно-медленно приближался берег. Островки с купами деревьев остались далеко позади; постепенно сошел на нет и кустарник. Теперь то, что мелькало под днищем платформы, полностью соответствовало понятию болота, да еще гиблого. Поросший местными мхами зыбун внезапно сменялся сотнями метров стоячей черной жижи, кое-где пузырящейся зловонными газами. Болото казалось исполинским неподвижным животным, состоящим из одного желудка – ненасытного, но терпеливого, хорошо знающего, что свою добычу он так или иначе получит. Не в этот раз, так в следующий.
