Роберт Хайнлайн - Реквием
— Боже мой, шеф, как вы увлекательно рассказываете об этом!
— Так оно и было, Чарли. Какое это было чудесное, романтическое время, и жить с каждым годом становилось все чудеснее и увлекательнее. Нет, я не стремился разбогатеть, я только хотел дождаться дня, когда человек взлетит к звездам, и, Бог даст, самому побывать на Луне, — он осторожно стряхнул пепел в тарелку. — Я славно пожил, грех жаловаться. Макинтайр отодвинул стул.
— Я готов, Чарли, идем.
— Давай.
Все встали. Харриман хотел сказать что-то, но вдруг побледнел и схватился за сердце.
— Держи его, Мак!
— Где у него лекарство?
— Посмотри в кармане жилета.
Они уложили Харримана на лежак, вылили лекарство из ампулы на носовой платок и поднесли ему к носу. Благодаря парам лекарства лицо его начало розоветь. Они сделали все, что могли. Оставалось только ждать.
— Лететь он не сможет, Мак, — заговорил Чарли.
— Почему?
— Мы убьем его. После стартовых перегрузок он не поднимется.
— Возможно, но он хочет лететь, ты же слышал.
— Мы должны его удержать.
— Зачем? Человек хочет рисковать жизнью во имя мечты. Какое право имеешь ты или наше родимое правительство помешать ему?
— Ты неправ, Мак, он же чертовски славный старик.
— Так отвези его в Канзас-Сити. Там эти стервятники упрячут его в психушку и продержат в ней до тех пор, пока он не умрет от инфаркта.
— Нет-нет, только не это.
— Тогда идем готовиться к отлету.
На следующее утро какой-то джип въехал на ранчо и остановился перед домом. Из него вылез крепко сбитый человек с волевым, но добродушным лицом. Макинтайр вышел ему навстречу.
— Вы — Джеймс Макинтайр? — спросил человек.
— Допустим, а что?
— Я помощник местного шерифа, у меня ордер на ваш арест.
— В чем я провинился?
— Намереваетесь нарушить закон об охране здоровья космонавтов.
Подошел Чарли.
— Что случилось, Мак?
— Вы, я полагаю, Чарльз Каммингс, — помощник шерифа ответил за Макинтайра. — И на ваш арест имеется ордер. Кроме того, я должен забрать отсюда некоего Харримана и опечатав ваш космический корабль.
— Но у нас нет космического корабля.
— А в этом ангаре у вас что?
— Стратояхта.
— Вот как? Если нет космического корабля, так опечатаем ее. Где Харриман?
Не обращая внимания на гримасу Макинтайра, Чарли любезно указал направо.
— Вон там.
Помощник шерифа повернул голову и вдруг рухнул на землю от удара ребром ладони по сонной артерии. Чарли постоял над ним, сморщился, ощупывая сустав пальца.
— Черт меня побери, когда-то я сломал этот палец, играя в бейсбол, и с тех пор постоянно цепляюсь им за что-нибудь.
— Отнеси шефа в кабину и пристегни к койке, — оборвал его Мак.
— Сделаю, капитан.
Они отыскали в пустыне ровную площадку для старта и тягачом вывели ракету. Потом забрались в нее. Взглянув в правый иллюминатор, Макинтайр увидел помощника шерифа. Выглядел тот неважно.
Макинтайр пристегнулся и запросил в переговорную трубку:
— Все готово, Чарли?
— Готово, капитан, — отозвался Чарли из машинного отделения, — но стартовать нельзя. У корабля нет имени.
— На предрассудки нет времени.
Послышался слабый голос Харримана.
— Давайте назовем его «Лунный» — самое подходящее имя. Макинтайр откинулся в кресле, повернул нужные тумблеры, «Лунный» взлетел.
— Ну, как вы, шеф? — озабоченный Чарли склонился над стариком.
— Лучше некуда, сынок, — выдавил Харриман, разлепив губы.
— Перегрузки кончились, теперь будет хорошо. Я ослаблю ремни, и вы сможете поворачиваться. Вставать пока не стоит.
Чарли потянул пряжку, и Харриман не смог удержать стон.
— Что с вами, шеф?
— Ничего страшного, я думаю. Что-то в боку кольнуло.
Чарли осторожно ощупал бок Харримана и проверил пульс.
— Не пытайтесь меня провести, шеф. Жаль, но пока мы не сядем, мы ничем не сможем вам помочь.
— Чарли…
— Да, шеф?
— Я хочу увидеть Землю. Могу я посмотреть в иллюминатор?
— Там пока нечего смотреть — Землю загораживает корабль. Когда он повернется, я вам помогу. Примите снотворное, я разбужу вас, когда придет время.
— Нет!
— Почему?
— Я должен видеть все.
— Воля ваша, шеф.
Чарли по-обезьяньи пробрался к носу корабля и присел на подлокотник кресла пилота. Макинтайр глянул вопрошающе.
— Он жив, конечно, — сказал Чарли, — но в чертовски плохом состоянии.
— Что именно плохо?
— Сломано не меньше двух ребер, может, что еще. Сомневаюсь, выдержит ли он посадку. У него так бьется сердце, что страшно делается.
— Он выдержит, Чарли, он человек крепкий.
— Крепкий? Скорее хрупкий, как канарейка.
— Я не то хотел сказать. Он внутри крепкий, понимаешь?
— Тем не менее, сесть ты должен так, чтобы ни одна пылинка на борту не шелохнулась.
— Сяду. Придется сделать полный оборот вокруг Луны. Но, боюсь, горючего не хватит.
Наконец они вышли на свободную орбиту. Макинтайр повернул корабль, а Чарли перенес койку Харримана к иллюминатору. Макинтайр изменил трассу полета так, чтобы Солнце светило кораблю в хвост. При помощи корректировочных двигателей, раскручивающих корабль, создавалась слабая искусственная гравитация. Невесомость часто сопровождалась тошнотой, а Макинтайру по возможности хотелось избавить Харримана от неприятных ощущений.
Но Харриман не хотел замечать тошноту. Долгие годы он видел это только в мечтах. Луна величественно плыла в иллюминаторе, все яснее проступали ее знакомые черты. Когда корабль поворачивался, была видна Земля. Теперь она сама была похожа на эту серебряную планету, как ее вид но с Земли, только ярче и прекраснее. Граница не двигалась с берега атлантического океана, терминатор пересекал Северную Америку, Кубу, западный берег Южной Америки. Харргман наслаждался бархатной синевой Тихого океана, рассматривал континенты, раскрашенные коричневыми и зелеными пятнами, любовался крахмальной белизной полярных шапок. Плотная масса облаков, укрывавшая Канаду и северные штаты, двигалась поперек материка. Поражало, что она была белее и ярче полярных шапок.
Корабль поворачивался, и Земля уплывала из виду, но оставались звезды, яркие, такие древние и такие знакомые. Словно послушная его воле, в поле зрения снова вплыла Луна.
Он был счастлив как никогда в своей долгой жизни, счастлив совершенно, а это выпадает не каждому. Он словно вместил в себя чувства всех людей, когда-либо живших на Земле, тех, кто страстно мечтал о звездах.
Он успел подремать и даже увидеть сон за это время. Перед тем, как погрузиться в глубокий сон, он вспомнил Шарлотту, свою жену, как она кричала ему: «Дилоуз! Иди домой! Хочешь умереть от простуды?»
