Гарри Гаррисон - Оправдание
— Вам совершенно не нужно, — мягко сказал он, — опасаться меня или насилия с моей стороны. Это не для вас, моя прелесть. Вас — нас — сейчас ожидает всего-навсего немного простого коньяка, за которым мы сможем обсудить восхитительное сербско-хорватское представление, которое только что имели удовольствие видеть.
Они вышли через единственную дверь и оказались в отделанной парчой комнате, где венгерский скрипач наигрывал что-то в цыганском духе. Они сели за стол, и тут же появился официант во фраке; он нес на бархатной подушке бутылку, которую с великой осторожностью поставил точно в центр стола и сразу же вышел.
— Я никому не доверяю открывать такие бутылки: эти пробки настолько хрупки, что легко рассыпаются в пыль, — сообщил Рон и добавил:
— Мне кажется, что вам пока что не доводилось пробовать коньяк «Наполеон»?
— Если он из Калифорнии, то приходилось, — с полной откровенностью ответила Беатрис. Хозяин прикрыл глаза.
— Нет, — отозвался он, и в его приглушенном голосе угадывалось благоговение, — он не из штата Калифорния, а из Франции, страны, являющейся матерью виноделия. Произведенный, разлитый в бутылки и осторожно уложенный на стеллаж во время краткого, но великолепного царствования императора Наполеона Бонапарта…
— Но ведь это было очень давно, сотни и сотни лет назад?…
— Совершенно верно. С каждым годом этот император коньяков становится еще немного старше — и реже. На меня работают люди, единственным занятием которых являются поиски по всему миру этих и подобных им вещей, за которые они платят любую цену. Я не стану осквернять беседу о прекрасном, называя ту сумму, которая была уплачена за эту бутылку. Вам предстоит лично оценить, стоила ли она того.
Говоря все это, он изящным умелым движением извлек неповрежденную пробку; она легко выскользнула, и хозяин положил ее на салфетку. Он налил совсем чуть-чуть золотистой жидкости — меньше чем на палец — на дно больших пузатых бокалов и подал ей один.
— Сначала принюхайтесь к букету, попробуйте на кончик языка, а только потом сделайте крохотный глоток, — посоветовал он, и девушка повиновалась.
Когда они поднесли бокалы ко рту, в комнате воцарилась тишина. Беатрис подняла голову; на ее лице был написан неподдельный испуг, в глазах стояли слезы.
— Но… Это… Это… — бессвязно пробормотала она.
— Я знаю, — шепотом откликнулся он и наклонился к ней. В этот момент тусклое освещение комнаты еще больше потемнело, а скрипач куда-то скрылся. Его губы прикоснулись к белой обнаженной коже ее плеча, поцеловали его, затем скользнули выше по шее.
— Ox, — громко выдохнула она и подняла руку, как будто хотела погладить его по голове. А потом воскликнула:
— Нет! — и резко отодвинулась.
— Очень близко, — улыбнулся он, выпрямляясь в своем кресле. Действительно очень близко. Вы исполненны страсти, и нам осталось лишь подобрать к ней верный ключик.
— Никогда, — твердо возразила она, а он рассмеялся в ответ.
Когда они допили коньяк, свет вновь стал ярче. Из ножки кресла, на котором сидела Беатрис, выскользнуло невидимое для нее серебристое лезвие, прикоснулось к краю ее юбки и исчезло. Рон взял девушку за руку, а когда она поднялась, материя платья вдруг начала расползаться, и на пол посыпался дождь золотых блесток.
— Мое платье! — воскликнула она, вцепившись в стремительно расползавшийся подол. — Что с ним?
— Оно исчезло, — безмятежно пояснил Рон и вновь уселся, чтобы удобнее было наблюдать за происходящим.
А распад все ускорялся, и она ничего не могла поделать. Прошло лишь несколько секунд, и платье исчезло совсем, и лишь кучка золота, словно спутанный моток золотой нити, лежала у ее ног.
— Черное кружево, подчеркивающее белизну кожи, — сказал он, одобрительно улыбаясь. — Вы надели это для меня. И нежно-розовые подвязки для чулок.
— Вы поступили грубо и жестоко. Я ненавижу вас. Верните мне мою одежду! яростно потребовала Беатрис, отчаянно стиснув кулаки. Гордость не позволяла ей пытаться заслонять руками тело, прикрытое лишь эфемерными предметами нижнего белья.
— Браво. Вы истинно рыжая по характеру, и я не могу не восхищаться вами. За той дверью вы найдете гардеробную, а в ней купальный костюм, поскольку мы будем плавать.
— Я не хочу… — начала было она, но не окончила фразу, так как кусок пола под ней сдвинулся с места и провез ее через дверь в скромный, но изящный будуар, где ожидала облаченная в черно-белое платье француженка-горничная. На согнутой руке горничная держала элегантный в своей простоте белый закрытый купальный костюм. Она ободряюще улыбнулась, и в этот момент мягкие механические руки деликатно, но мощно ухватили Беатрис, и мигающие разноцветными огнями устройства в считанные мгновения содрали с нее все белье.
— Не забивайт свой хорошенький головка, мадемуазель, — сказала горничная, подавая купальник. — Это биль совсем ерунда, а вы получить впечатление, который будет драгоценность много-много годы. Если захотейть.
— Я поступила опрометчиво, а теперь у меня нет выбора, — ответила Беатрис. — Но все это нисколько не поможет ему. — Она попыталась вырваться из механической хватки, но внезапно ее схватили дополнительные зажимы, и в ее изящные ноздри вставили что-то мелкое, холодное и твердое.
— Какой же чудо этот современное наука, — проворковала горничная, расправляя мнимую морщинку на облегавшем тело купальнике, который вообще-то сидел идеально. — Только не забывайт дыши через нос, и это будет подобно свежий ветерок. Au revoir et bonne chance.[3]
Прежде, чем Беатрис смогла возразить или хотя бы поднять руку и дотронуться до носа, пол раскрылся, и она провалилась в воду. Держа рот закрытым, она погрузилась под светящуюся поверхность и обнаружила, что может дышать так же легко, как и всегда, а ощущение, которое она испытывала, было восхитительным, или, по меньшей мере, новым и волнующим. Сквозь воду она ясно слышала негромкую приятную музыку, а внизу был белый песок, и она нырнула глубже — ее буйные рыжие волосы струились над плечами, — и ей хотелось громко расхохотаться.
Рон, красивый и загорелый, в белых плавках, идеально соответствовавших ее купальнику, с очаровательной улыбкой подплыл к ней, а затем поднырнул и легонько пощекотал ей пятку. Она повернулась, улыбнувшись в ответ, и быстро поплыла в сторону, но он последовал за нею, и они принялись танцевать в кристально чистой воде трехмерный танец, свободно, беспрепятственно и счастливо кружа друг возле друга.
Испытывая приятное утомление, она отплыла в сторону, закрыв глаза, и вдруг почувствовала, как его тело прижалось к ней, руки обняли ее спину, его губы прижались к ее губам, а ее губы ответили на поцелуй…
