Коллектив авторов - Апокалипсис отменяется (сборник)
– Хоть папы римского.
– Погоди-ка, – сказал Арман. Он достал телефон.
– Кобыланды? Привет. Это Арман. Да, спасибо. Я по вопросу. Насчет твоего шкафа из красного дерева…
– Что там у тебя? – гневно спрашивал свидетель. – Что?
– Там человек… он умирает.
– Умирает? Или умер?
– Есть шанс… я – представитель Центра Крионики…
– А, морозяки! – нехорошо засмеялся Арман. – Вы издеваетесь, да? Вы нам на свадьбу труп притащили? Вы хотите, чтобы труп летел с нами?
– Он же испортится, – упавшим голосом сказал Рахат.
– Это же не пельмени! – заорал Куткен. – Это труп! Труп! Пошел вон!
– Разрешите хотя бы мне полететь, – взмолился Рахат. – Мне одному! Я должен сообщить компании о потере клиента лично…
По щекам его потекли слезы отчаяния.
– Нет! – отрезал свидетель.
– Да пускай летит, – сказал Арман. – Только чтобы никому не говорил, о чем ты сейчас нас просил. Понял?
И он громко расхохотался.
– Понял!
– Вылет через полчаса.
– Через пять часов в результате необратимых повреждений головного мозга личность будет утрачена более чем на пятьдесят процентов, – напомнил медик.
Рахат кивнул.
Он знал, самый большой страх клиента – страх «проснуться» после заморозки другим. Повреждения мозга, полученные в результате неизбежной при заморозке кристаллизации, восстанавливаются, как и все прочие повреждения. Если только их сумма не превысит некую критическую массу. Если это случается, человек не только теряет память, после восстановления разные отделы его мозга начинают работать по-другому. А клиент хочет оставаться собой. Он не хочет дарить жизнь той личности, что вселится в тело после него. Он хочет жить сам, именно тем, кем себя ощущал до смерти. Он требует, чтобы после разморозки сохранялось не меньше пятидесяти процентов его личности. Он хочет остаться собой хотя бы наполовину. Не меньше чем наполовину! В противном случае компания лишается огромных выплат за несоблюдение условий заморозки. Она получает крохи, которые едва покрывают связанные с доставкой и крионированием клиента расходы.
Человек, решивший стать клиентом Центра, должен быть состоятельным человеком. Таким, кто никогда не умрет от инфаркта где-нибудь в захолустной гостинице. Таким, которого легко транспортировать. Такой человек вполне может позволить себе клонированное или искусственное сердце. Среди клиентов Центра Крионирования почти все – неизлечимо больные, но почти нет сердечников. Сердце – редкая причина смерти среди людей, могущих позволить себе услуги Центра. Обычно клиент сам приходит в Центр по настоянию врача, когда болезнь начинает брать свое, когда с уверенностью можно сказать, когда он умрет. Кривая Сергеева-Левина ему в помощь – график будущих достижений медицины, где указаны неизлечимые болезни и предполагаемые даты побед над ними. Умирая, клиент знает предполагаемую дату разморозки. График Сергеева-Левина до сих пор ошибался редко и незначительно – плюс-минус два года. Знал он и время, когда медицина научится размораживать людей. Случалось и так, что вылечить клиента уже могли, а разморозить – нет.
Садовский не был состоятельным клиентом.
Еще до первого инфаркта он застраховал свою жизнь на большую сумму – достаточную, чтобы оплатить заморозку. Получателем выплат выступал Центр Крионирования. Этот случай породил множество споров – жульничество или нет? С одной стороны – факт смерти, что будет зафиксировано в присутствии представителя страховой компании, с другой – право на разморозку и новую жизнь. Но пока что закон считал крионированных людей – мертвыми, так что страховщикам не подкопаться.
Клиент восхищал Рахата. Он отчаянно боролся за жизнь – обладая неважным здоровьем и такими же неважными финансовыми возможностями, пустился на хитрость. Он подавился таблеткой, когда пытался пережить инфаркт, но даже тогда не сдался! Клиент что надо. С него стоило брать пример, бороться так же отчаянно.
Клонировать сердце – недолго, беда в том, что позволить себе это Садовский смог бы лишь после смерти и выплаты страховки. Теперь ему только ждать, когда его смогут разморозить. Немного сложнее с восстановлением повреждений мозга.
– Отрежем ему голову, – принял решение Рахат. – Тело доставить не успеем. На самолет с большим контейнером не возьмут. Им не нужен труп. Но мы можем сберечь мозг. Нужен малый контейнер! В контракте у него не оговорено… Клонирование тела по графику Сергеева-Левина будет возможно через два года. Все равно к тому моменту размораживать еще не научатся. Так что не думаю, что он будет жаловаться. А мы успеем до того, как повреждения нарушат его личность больше, чем наполовину. Иначе нас ждут крупные штрафы – сумма, которую выплатит страховая компания, недостаточна, чтобы покрыть расходы на пребывание клиента в клинике Центра. Убытки вычтут с нас.
– У нас нет инструмента, – возразил медик. – Малый контейнер есть, а инструмента…
– Да вы там что, совсем обленились? – зло ответил Рахат. – Я сообщу руководству! Что есть, чем можно отделить ему голову?
– Скальпель? – неуверенно сказал медик.
– Быстрее. Времени очень мало. Пилите!
– Мне потребуется помощь.
– Говорите, что нужно!
– Я готов.
– У вас там не труп случайно? – подозрительно спросил Арман, показывая на объемистую сумку.
– Нет, – сказал Рахат. Девятым валом на него накатило неожиданное вдохновение: – Там сейф с документами умершего. Это важный чиновник из Москвы. Зря вы его не взяли… Может, еще…
– Никаких еще. У нас свадьба.
– Ладно, я понял. Не повезло парню…
В сумке, в специальном контейнере, лежала отрезанная наспех голова Садовского. К которой в будущем пришьют новое тело, в котором будет новое сердце. Если график Сергеева-Левина не обманет. А его, Рахата, наверняка ждет повышение по службе.
Он мечтательно улыбнулся и посмотрел в иллюминатор на золотое море облаков.
3. Спутник
Григорий Хорошев бултыхался в двух метрах над полом, старательно прижимая ко рту пакет, слишком широкий, чтобы содержимое не пыталось выплыть наружу. Куски завтрака летали по отсеку. Жидкие ошметки рвоты стремились принять круглую форму, чем напоминали зарождающиеся планеты. Куски желчи и носовой слизи были туманностями. Мелкие капли пота – космической пылью. Себя Хорошев вообразил злобным абсолютным разумом, не желающим эволюции мироздания и вооруженным черной дырой – пакетом, откуда поглощаемая вселенная упрямо норовила выбраться.
«Видел бы меня кто-нибудь сейчас, – думал он. – Что бы сказала Мари? А Непогодин? Надеюсь, здесь нет камер. В первый день заболеть космической болезнью и ловить свою блевотину! Непременно просочится в массы…»
