Ната Чернышева - Это был просто сон...
Ей вдруг стало невыносимо неловко в обществе садовника. Слова Харгама Тонкэрима не шли из головы — пожилой врач принял их за супругов. Не без причины, надо думать. Ну, и в самом деле, как это со стороны выглядит, а? Вот она сейчас у него в доме, и они вдвоем, никого тут больше нет… и кто его знает, вдруг сейчас еще приставать начнет… что тогда? Вон он какой здоровый, не отобьешься ведь. Мысль о вероятном насилии вызвала странную смесь возбуждения, страха и жгучего стыда; Ирина поспешно затолкала неприличные эмоции как можно глубже. Ноги уносить отсюда надо, вот что. И побыстрее.
— Оставайтесь.
— Нет, — твердо сказала Ирина, вставая. — Нет, извините. Лучше я пойду к себе… Спасибо вам за помощь… и за сок…
— Провожу.
Ирина хотела было вежливо отказаться, но вспомнила хитрую дорожку, поежилась и решила не выделываться. Пусть проводит. Заблудиться в парке снова — увольте.
Какое-то время они шли молча. Сумерки давным-давно угасли, стояла темнота, подсвеченная лишь фонарными цветами. Ирина вдруг споткнулась, и упала бы, если бы ее не поддержали.
— Поздно уже, — написал Алавернош на своем экранчике. — Зря не остались.
Она промолчала. Прикосновение его руки вызвало странное чувство. Мощное глубокое впечатление, почти на уровне инстинкта, резкое и громадное, как сама Вселенная. Словно Ирина давно уже знала этого человека. Всю свою жизнь. С самого рождения. Знала очень хорошо. Но она ведь встретила его тут, на этой чужой планете, впервые! Как такое может быть? Откуда?..
И вдруг ее окатило ужасом внезапного осознания: 'Да черт бы его побрал! Он, наверное, из банды Артудекта! Иначе откуда бы я могла знать его?.. Память о событиях стерта, но остались эмоции, а-дмори леангрош ведь говорил!'
— Что с вами?
— Н-ничего, — промямлила Ирина, ее било нервной морозящей дрожью. — Холодно…
Воздух и впрямь был свежим. Холодный по-осеннему — наверное, здешнее длинное лето все-таки уже подходило к концу. А осень, она везде осень. Всегда начинается с ночной прохлады…
Алавернош молча снял с себя свою куртку или как там это назвать, укутал Ирину, не слушая ее протестов. Она буквально утонула в этой куртке и сразу же стало тепло. Снаружи, не внутри. Если только. Если Алавернош из банды Артудекта… наверное, тогда он очень много знает! И рядом тогда оказался не случайно.
— Скажите, почему вы помогли мне? — спросила Ирина. — Другие-то люди шли мимо. Ни один не обернулся!
— Я с вами знаком.
— А если бы были не знакомы? Тогда что? Прошли бы мимо?
— Нет.
— А почему другие шли мимо?
— Харгам однажды озвучил диагноз. Острая душевная недостаточность. Беда, поразившая добрую часть нынешнего общества. Харгам Тонкэрим — мой друг, — пояснил садовник.
— Друг, а не знал, что я вам не жена, — неожиданно сорвалось с Ирининого языка.
— Любая дружба имеет свои границы. Личная жизнь — один из подобных барьеров. Мы не обсуждаем друг с другом наших женщин.
— Я — не ваша женщина, — резко сказала Ирина.
— Я знаю.
— Вот и хорошо. Я замужем, у меня есть ребенок, и пусть их сейчас нет со мной рядом, это ничего не меняет. У меня нет никаких намерений… встречаться с кем бы то ни было.
Алавернош ничего не ответил. Удобная все-таки штука — немота. Можно молчать по уважительной причине. Ирина ощутила вдруг сильную злость. Привязался… чтоб его…
Они вышли к Детскому Центру. Ирина сняла с себя куртку и протянула ее Алаверношу:
— Спасибо. Здесь уже недалеко. Не замерзну…
— Завтра отдали бы.
— А я хочу сейчас, — Ирина сунула куртку ему в руки и пошла прочь, с трудом борясь с желанием побежать со всех ног.
Закрыв за собой дверь, Ирина упала на диванчик. И расплакалась от пережитого потрясения. Вряд ли она сама понимала истинную причину своих слез. Да и не до всяких пониманий ей сейчас было.
Но если Алавернош как-то связан с Артудектом, у нее появился шанс. Тонкая ниточка надежды.
Надежды, которая обжигала. Лишала сил.
Надежды, справиться с которой в одиночку было невозможно.
А с кем ею поделиться, Ирина не знала.
И это сводило ее с ума.
ГЛАВА 11. КЛАЕМЬ
Утро началось с головной боли. Ирина вылезла с постели и по привычке взялась готовить себе кофе. Лучшее средство от утренней головной боли — это кофе. Крепкий, с сахаром. Ложечка кофе, три ложечки сахару. Одна или две ложечки горячей воды. Растереть хорошенечко, до белой пены, а потом добавить кипятку до края… жаль, подходящего аналога сливок не удалось найти… но это мелочи. Наверное.
Все равно с тем кофе, что довелось отведать у Алаверноша, не сравнить.
Ирина потерла виски. Ну его, этого Алаверноша. О нем лучше потом подумать. Когда голова болеть перестанет…
Ирина вышла на веранду. Холодный воздух бодрил. Да, осень на пороге. С каждым утром — все холоднее и холоднее… а погода ясная, ни одного облачка в небе. Видно, свое бабье лето есть на каждой планете. Но деревья не спешили менять свой серебряный наряд. Может быть, они вечно зеленые? То есть, вечно серебряные. И никогда им не стать багряными или золотыми…
Ирина тряхнула головой, отгоняя память. Память об улицах Ставрополя, о кленах и березах, о другой, привычной с детства, осени с дождями и ветром. Хотелось заплакать, но слез не было. Ни одной слезинки не осталось, только боль.
Болела голова.
'Рановато я проснулась, — подумала Ирина. — Надо было еще поспать…' Вернуться, прилечь? Неохота. Навряд ли получиться уснуть снова. А валяться просто так, считать в уме куриц, — неохота.
Шаги. Кому-то еще не спится… Собственно, тропинка, отмеченная бордюром из черных вродетюльпанов, была безлюдным местом. За нею сразу начинался глухой парк — высокие, до самого неба, деревья. Здесь мало кто ходил. Ирина тоже не любила. На веранде постоять — еще ничего. Но прогуливаться… ни за что. Слишком уж вид дикий, неприветливый. Неуютно.
Неизвестный прохожий вдруг выругался, мешая несколько языков. Потом пнул ногами камешки. А затем…
Ирина вначале подумала, что ослышалась. Но тут трудно было ошибиться. Незнакомец плакал. Тихо, отчаянно, давясь слезами, даже не пытаясь взять себя в руки. Понятно теперь, почему человеку захотелось прогуляться в одиночестве. Слезы — это знак слабости, а быть слабым в компании не самое приятное дело. Ирина осторожно выглянула из-за листьев и удивилась.
Кмеле. Точно, она. Все в той же растрепистой одежке сорванца-охламона. Понятно, почему плачет. Всыпали ей, надо думать. Не без этого. Клаверэль барлаг не из тех, кто словами бросается. Как он тогда… 'девчонку ищем и скоро найдем…' Нашли, разумеется. Не Кмеле с ее подростковыми комплексами от спецслужб Анэйвалы прятаться. Нашли, всыпали, и она ревет теперь белугой. 'Не мое это дело, — подумала Ирина. — Нечего лезть…'
